Московские послы, как и прежде, издеваются над нами; я еще из Варшавы писал Вашей Милости о том, что они сделали. Были они потом несколько раз у короля, просили перемирия на 10 лет, а после на 3, но им ответили, что они не получат его даже и на 3 часа. С нашей стороны предложены следующие условия: отдать все лифляндские замки с артиллерией, как они теперь стоят не опустошенные войной; заплатить за военные издержки 300 000 червонных злотых; далее, чтобы сам князь приехал на границу и там договорился бы с королем о вечном мире. Это были важней­шие условия, и с ними послали русского гонца, с которым король отправил пана Держка; мы ожидаем его обратно через неделю, так как велели ему быть по возможности скорее. Вельский67 со­ветует королю не доверять Иоанну, хотя бы он даже уступал всю Ливонию; он как змея в траве; нужно, чтобы сам король ехал принять земли и чтобы сам князь поклялся. Вельский сообщил также, что князь разослал шпионов, которых немало в Литве и которым наказано причинять всевозможный вред, как только ко­роль поедет. На этой неделе нескольких из них казнили: на пытке они сознались, что хотели, после отъезда короля, поджечь Виль­но, а затем искать случая убить самого короля; они сказали так­же, что князь послал их 15 человек, ubi sunt celari aliquando, non poterint, тех, коих казнили, выдал Вельский. О том, что случится с нами в дороге, я буду извещать Вашу Милость при всяком слу­чае.
Татарский посол вчера имел аудиенцию и жаловался на каза­ков, которые чинят татарам какой-то вред. Дан ответ сегодня при отпуске, что это делалось не по повелению короля. Послу велели ехать в Черкасы, где он найдет королевского чиновника, который должен расследовать, насколько виноваты казаки. Пле­мянник королевский Балтазар Баторий приехал из Венгрии и, говорят, поедет с нами на войну. Король уже выехал из Вильны в дорогу, а мы за ним; уже на ногах звенят шпоры, и дай Бог, чтобы мы возвратились к Вам с победою, с триумфом и в доб­ром здоровье.
Сегодня пред самым отъездом ксендз Раздрашевский прися­гал на Куявское епископство.
Наш пан Собоцкий68 представил королю 150 кавалеристов, в красных плащах, и белых шапках по-русски; хотя они вооружены ручницами, но не думаю, чтобы имели преимущество пред наши­ми.
Посылаю Вам описание Лифляндии, составленное для коро­ля.
Письмо от одного из придворных друзей к пану коронному маршалу
Я приехал в Вильно 12 июня и там нашел короля в трауре, очень опечаленного по случаю смерти брата его, воеводы трансиль­ванского69; перед моим приездом, в пятницу, привез ему это из­вестие его племянник Балтазар Баторий из Венгрии, не сын по­койного, а сын третьего брата, который давно уже умер, родной брат того, который учится в Полтовске70. Панихида по умершему совершена 16 июня в Тумском костеле, без особенной торжествен­ности, по случаю сборов в дорогу; а как отправлялась эта панихи­да, я пишу Вашей Милости в отдельном письме. Положение дел в Трансильванской земле таково, что венгры выбрали воеводою восьмилетнего сына покойного71 и отдали ему хоругвь; однако го­ворят, что власть его не прочна со стороны Турции, и если б не Персидская война, то Трансильвании пришлось бы плохо. Бато­рий, который приехал сюда, еще молодой человек двадцати лет, не большой политик; тот, который в Полтовске, более ловок. Паны устраивают банкеты и делают ему подарки. О нашей соли еще ничего не говорили с королем; я известил п. надворного подскар-бия, что делают с тою солью, которая лежит в складах: он уже приехал в Вильну и оттуда послано прошение и приглашение в суд. Не знаю, что будет после: вижу, что король теперь думает о чем-то другом. Подскарбий представил, что мы не могли запла­тить квартового сбора вследствие трудностей и недостатков, и добавил, что скоро заплатим остальные. Король, кажется, не гне­вался, а что будет дальше, не знаю. Прошу Вашу Милость поча­ще напоминать Граиевскому в Варшаве, пусть он торопится соби­рать деньги, чтобы мы могли по возможности скорее покончить с солью.
Подскарбий говорил королю, что, желая уплатить долг, мы продаем и закладываем деревни, но король на это не слазал ни слова. Прошу Вашу Милость написать Филиповскому, что если мы не заплатим своей доли к Фомину дню, то пусть он остается на месте и ждет еще, так как Граиевский, как я уже извещал из Варшавы, может заплатить за соль только через год к Иванову дню. Я писал также В. М. из Варшавы чрез пана Рамбинского о всех варшавских и краковских делах относительно соли и был бы рад получить какой-либо ответ. Теперь известий мало: ждут из Москвы Держка и гонца от великого князя, и если последний уступит Нарву, то, вероятно, будет мир. Здесь мы уже расписы­ваем и рассчитываем, как поступить с Ливониею. Списки всех ливонских замков, один — в каком состоянии находились они прежде и другой — в каком виде они теперь и кто ими владеет, посылаю Вашей Милости.
Если московский князь уступит все, чем теперь владеет, то это будет немалое приобретение для короны: одна Нарва, гово­рят, дает 70 000 рублей доходу.
Сегодня король с Божьей помощью отправляется из Вильны в дорогу. Сделавши две мили, он остановится на ночь прямо по дороге к Полоцку. В дороге будет останавливаться ради жолне­ров, чтобы заставить их скорее стягиваться. С ними большие хло­поты: они ни за что не хотят двинуться в поход, пока не заплатят всего, что им должны, а у нас таких денег нет. Им должны 300000; между тем полного квартового сбора не привезли и 90000. По­слы из Анспраха привезли 50000 талеров и взяли в залог драго­ценности; кроме того, Анспрах подарил 3000 флоринов. От Бран-денбургского курфирста Бурах привез 50000. Гневаются на сбор­щиков податей за то, что лениво собирают деньги.
Войска в этом году будет более, чем в последние два года, и мы надеемся, что с Божьею помощью война кончится в свое вре­мя и мы возвратимся с триумфом домой. Вильна полна жолнера­ми, как бы кто набил ее: большая дороговизна; в окрестностях города небезопасно, так как в горах грабит пехота. Маршрут до­роги и ночлегов посылаю Вашей Милости. Исполняя приказание Вашей Милости, я по-прежнему буду писать, если только буду в состоянии угодить Вам и если вынесу трудности дороги. О том, что происходило при дворе в мое отсутствие, сообщить трудно, так как не от кого узнать: все секретари разъехались и теперь только собираются; я сам только что приехал. Меня мало знают, и канц­лер также; вижу, что надо опять служить. Раздумываю, что де­лать; однако еще пойду на 3-ю войну. Благодарю также Вашу Милость, что Вы, как пишете, не забыли меня в письме своем к канцлеру и содействовали тому, что в этой перемене вспомнили и обо мне. Я помню только одно и вижу теперь, что тяну кота с боль­шим ущербом для себя. А как я уже один раз попался, то пойду еще раз на войну и буду немым лицом в комедии.
Трудно противиться велению Господа Бога, которому угодно так устроить мою судьбу: только то причиняет мне беспокойство, что я много времени потерял на этой несчастной службе; другое — что люди думают, будто я плохо исполнял свое дело, не полу­чивши никакой награды. Вакансии будут замещены таким обра­зом. Если король сегодня не отправится в дорогу, то недолго при­дется ждать, если Куявское епископство отдадут ксендзу Раздра-шевскому, а тот передаст Плоцкое пробощство и приписанные к нему имения Куявского епископства, которые дают 4 или 5000 злотых доходу ксендзу подканцлеру. Кроме этого, ксендз — но-минат Гнезненский будет еще полгода епископом Куявским. Боль­шая секретария назначена ксендзу Барановскому, а ксендз Гоз-лицкий с Суликовским гневаются на весь свет, что о них забыли. После сандомирского воеводы не слышно, чтобы кто просил Мальборка: говорят, что это слишком недоступно. Никто не сме­ет приступиться; но все соглашаются, чтобы никому не давать, а оставить за собой, как и Гродно. Я не вижу, чтобы кто-либо опла­кивал покойного; другие кричат в один голос, что он много ущер­ба причинил королю и Речи Посполитой: ведь Мальбор давал 40000 дохода, а он из них платил очень мало. Пан Зборовский, маршал, уже три дня как приехал налегке; говорят, что хочет идти на войну с королем и непременно служить в канцелярии и проч.
Нашего питомца и его здоровье я поручаю Господу Богу и благодарю Вашу Милость, что Вы так печетесь о нем; часто и я оплакиваю его здоровье и боюсь, чтобы он не остался хромым навсегда; дай Бог, чтобы Бергам помог ему. Относительно усло­вий о СамОтуле я согласен на все, чтобы ни постановили Вы и другие опекуны и пан подкаморник, лишь бы эти Самотуль! нам не мешали; то только утешает меня, что дело ведется с добрым человеком подкаморным.
Не знаю, почему п. подстароста так мало заботится. Привет­ственную речь Скарги72 по случаю водворения виленских иезуи­тов в Полоцке и Великих Луках еще до моего приезда в Вильну Барановский взял от Скарги и должен послать Вам. Пан канцлер останется в Вильне неделю после отъезда короля. Мы ждем на­значения на место познанского судьи; как только принесут указ, я буду стараться, чтобы пан подстароста был участником этого дела. Коронным подскарбием король не очень доволен, и я вижу, что и придворные не совсем жалуют его. Из Вильны 20 июня 1581 г.
Куявское епископство пан маршал Зборовский сдал только теперь, когда король должен был садиться на лошадь, ксендзу Раздрашевскому, а другие бенефиции, о которых я писал в пись­ме, еще задержаны; но Плоцкое пробощство, вероятно, возьмет у п. подканцлера.
Письма от одного придворного к пану маршалу
Все, что будет происходить в этом году на войне, о чем я буду в состоянии узнать или о чем могу догадываться, буду записы­вать день за днем, как Вы приказывали. Об одном прошу Вас,
чтобы письма мои не попадали в чужие руки; если они будут не полны или не будут заключать в себе таких известий, каких бы Вы желали, то пусть это не уменьшит Вашего ко мне расположе­ния, так как я не великий секретарь, который должен все знать. Знаю, что это стыдно для меня, но что же делать, если так угодно судьбе.