Страна, занимаемая ныне Новгородскою и Псковскою губерниями, в древнейшие времена была населена различными ветвями Финского, или Чудского, племени, среди которого, быть может, попадались и неко­торые ветви Литвы. В течение длинного ряда веков эти народцы оста­ются совершенно неизвестными истории, пребывая, по-видимому, на низших ступенях духовного развитая. В первые века нашей эры среди этих исконных обитателей появляется племя Арийской расы: то были Славяне, пришедшие с берегов далекого Дуная. Часть их, называвшая себя собственно Славянами, поселилась вокруг озера Ильменя и получи­ла название Славян Ильменских или Новгородских, по имени основан­ного ими города Новгорода; другая, дод именем Кривичей, заняла юж­ный берег Чудского озера, все течение Великой, часть бассейна Зап. Двины и все течение Днепра. Новгородская ветвь Славян образовала Нов­городскую область, Кривичи же составили впоследствии население трех областей: Псковской, Полоцкой и северной части Смоленской; из них две последние скоро утратили всякую политическую связь с Новгородс­кою ветвью, и только Псковская область временно сомкнулась с Новго­родской в одно политическое целое.
Появление нового, смышленого и даровитого племени не могло не отразиться на жизни туземцев. Часть их совершенно слилась со Славяна­ми, растворившись в новой, более сильной народности; другая, как, напр., Водь и Ижора, обитавшие на севере и северо-востоке от Ильменя, хотя и сохранилась этнографически, но добровольно подчинилась политичес­кой власти новых пришельцев; с третьей установились мирные отноше­ния добрых соседей. Но наиболее стойкие из Финских племен вступили со Славянами в ожесточенную борьбу, длившуюся несколько столетий. Таковы были племена, жившие к югу от Финского залива, в нынешней Эстляндской и Лифляндской губерниях. В первой из них обитали Эсты, а
во второй Ливы. Те и другие в летописях известны под общим своим родовым названием Чуди. Эсты и Ливы были ближайшими, не­посредственными соседями северных Кривичей с севера и северо-запа­да. Далее на юге жил другой, не менее упорный враг – полудикая Литва. Таким образом, с севера, запада и отчасти юга северные Кривичи были охвачены сплошным полукольцом враждебных племен, борьба с коими явилась их уделом. Исторический смысл ее заключается в стремлении Кривичей овладеть сначала всем Чудским озером, а затем достигнуть сво­ей естественной границы – берегов Балтийского моря.
Новгород, построенный Ильменскими Славянами на великом вод­ном пути «из Варяг в Греки», стал административным центром всей Пско-во-Новгородской земли. Чтобы обезопасить себя от беспокойных сосе­дей, Славяне озаботились выставить сторожевые форпосты на местах, наиболее угрожаемых от набегов. Такими форпостами явились, между прочим, Изборск и Псков, построенные на западной окраине области*, в ближайшем соседстве с Чудью и Литвою1. Ясно что на эти города должна налечь главная тяжесть борьбы с соседями. Который из них был постро­ен ранее и который позже, трудно сказать достоверно; возможно, что оба города возникли одновременно, но почему-то Изборск имел сначала большее значение, нежели Псков, и только впоследствии уступил свое первенство Пскову.
В начале IX века по всему побережью Западной Европы появляются бродячие шайки воинственных Скандинавов. Занимаясь по преимуще­ству грабежом, они не отказываются за известную плату поступать на службу тому или другому городскому поселению, с обязанностью защи­щать его от внешних врагов, в том числе и от своей же братии – Сканди­навских пиратов. Вожди этих шаек2, пользуясь преимуществом находив-
1 Самые названия «Псков- и «Изборск- производят из Финского языка: -иза- по-эс­тонски отец, «pisKawa* (no-ливски), -ptokwa-, -piskwa* (по-эстонски) – смолистая вода (B.C. Иконников, Опыт Рус. историографии, т. 2, кн. 1, Киев, 1908, стр. 748).»
2 Они назывались конунгами и викингами. От этих слов произошли Немецкое konig, Литовское kunigas и наши князь и витязь.
шейся в их руках организованной военной силы, постепенно расширяли круг своего влияния на дела данной области, усиливали свою власть и часто превращали свое подчиненное, служебное положение в господ­ствующее, из наемников становились властителями. Чем значительнее и богаче был город, тем больший соблазн представлял он для воинствен­ных искателей приключений. Это явление повторилось и у нас, на заре нашей государственной жизни. Богатый Новгород, к тому же лежавший на бойком торговом пути, издавна привлекал к себе внимание этих бес­покойных соседей, известных Славянам под именем Варягов, отчего и самое Балтийское море слыло у них Варяжским. По летописи, в IX веке Варяги совсем было овладели всею Псково-Новгородскою страною, по­селились в ней и обложили жителей данью, Но в половине IX века корен­ные обитатели страны восстали против пришельцев и изгнали их обрат­но за море. Летописная легенда о призвании трех братьев – Рюрика, Си-неуса и Трувора* – современными историками (Ключевским, Платоно­вым и др.) понимается в том смысле, что освободившееся от дани тузем­цы пригласили к себе Варяжские дружины, которые должны были защи­щать их от внешних врагов и оберегать великий торговый путь «из Варяг в Греки». Впоследствии эти дружины превращаются в политическую власть, а вожди их становятся государями охраняемых ими земель. В ле­генде о трех братьях заслуживает внимания та подробность, что один из них, Трувор, сделан был князем в земле северных Кривичей. Очевидно, что в народном сознании, выразителем коего является летописец, север­ные Кривичи и тогда уже рассматривались как нечто особое от Ильмен­ских или Новгородских Славян, и что область Кривичей, поселившихся по южному побережью Чудского озера и по р. Великой (впоследствии Псковская область), уже в самом начале Русской истории носила в себе зародыш отдельной, самостоятельной государственности. Правда, лето­пись говорит, что по смерти Трувора и Синеуса Рюрик стал государем единодержавным и Псков подчинился административному главенству Новгорода; но центробежное стремление, данное Пскову в эту полуми­фическую эпоху его истории, не прекращалось до самого конца XVI века, когда новые государственные начала пришли на смену отжившему про-
шлому. Это стремление к самобытности обусловливалось, главным об­разом, двумя причинами: во-первых, географическим положением Псков­ской области, заключавшей в себе отдельную, самостоятельную речную систему Чудского озера, между тем как ядро Новгородской области было расположено на Ильменской речной системе; во-вторых, вышеупомяну­тым этнографическим различием Славян- Кривичей от Славян Новгород­ских1.
Так как Псков начал свою историческую жизнь в качестве Новго­родского пригорода, то история его во многом определяется историею Новгорода.* Чрез 20 лет после призвания князей центр Русской государ­ственности переносится на юг, к Киеву, и Новгород становится почти самостоятельным государством, хотя сознание общей племенной и госу­дарственной связи с остальною Русью в нем никогда не угасало. Осно­вою своей политической свободы Новгородцы всегда считали грамоту Ярослава 1-го. Хотя она до нас и не дошла, но содержание ее выясняется до некоторой степени по тем постоянным на нее ссылкам, какие встре­чаются в позднейших документах. Новгородские вольности сводились к следующим: Новгород не входил в общий состав Русских земель; поэто­му Новгородский князь получал свое княжение не но праву наследства, а по избранию веча, которое заключало с ним договор. Впрочем, князья избирались неизменно из рода Рюрика. Власть князя была сильно огра­ничена властью веча и посадника. Князь предводительствовал войском, в состав коего, кроме княжеской дружины, входил городовой полк под начальством тысяцкого. Но князь не мог объявлять или начинать войну без юли веча. Князю принадлежал суд, но не иначе, как вместе с посад­ником. Без веча и посадника князь не мог делать никаких распоряжений. Он не имел права приобретать себе в Новгородской земле волости, ни раздавать их кому бы то ни было, и проч. Неугодного князя Новгородцы попросту изгоняли, «указывали ему путь». Истинною основой Новгород­ской автономии служила не грамота Ярослава и не какой бы то ни было писаный документ, а совокупность явлений, не зависевших от воли Нов­городцев. Новгород был отделен от общерусского центра, Киева, тыся-
чеверстным пространством и окружен дремучими лесами и непроходи­мыми болотами. Великие князья были заняты бесконечными удельными распрями и борьбою с дикими кочевниками; им было не до Новгорода. Затем настали темные времена татарщины, когда на всей Руси, кроме северо-западных ее пределов, замерла всякая государственная само­бытность. Вот эти-то условия и были действительным оплотом Новго­родской свободы; но когда они миновали, автономия Новгорода пала, и никакие старые грамоты спасти ее, разумеется, не могли.
Поскольку Новгород был независим от власти великих князей, по­стольку и Псков, как его пригород, пользовался тою же независимос­тью. Но зато в первые три века своей истории он зависел более или ме­нее от своей метрополии – Новгорода.* Так, князь Новгородский был общим князем и для Пскова. Псковские посадники, по крайней мере вна­чале, назначались из Новгорода. Псковское вече подчинялось голосу веча Новгородского. Псковская церковь была в полной зависимости от Новгородской, так как Псков не имел своего епископа. С развитием Псковской торговли и увеличением богатства жителей, эта государствен­ная связь двух городов постепенно слабела. Псковичи стали приглашать к себе своих особых князей, не спрашиваясь у Новгорода, сами избирали себе посадников, сами объявляли войну и заключали мир. Только одна церковная зависимость длилась до самого конца самобытности Пскова.»