Страна, занимаемая ныне Новгородскою и Псковскою губерниями, в древнейшие времена была населена различными ветвями Финского, или Чудского, племени, среди которого, быть может, попадались и некоторые ветви Литвы. В течение длинного ряда веков эти народцы остаются совершенно неизвестными истории, пребывая, по-видимому, на низших ступенях духовного развитая. В первые века нашей эры среди этих исконных обитателей появляется племя Арийской расы: то были Славяне, пришедшие с берегов далекого Дуная. Часть их, называвшая себя собственно Славянами, поселилась вокруг озера Ильменя и получила название Славян Ильменских или Новгородских, по имени основанного ими города Новгорода; другая, дод именем Кривичей, заняла южный берег Чудского озера, все течение Великой, часть бассейна Зап. Двины и все течение Днепра. Новгородская ветвь Славян образовала Новгородскую область, Кривичи же составили впоследствии население трех областей: Псковской, Полоцкой и северной части Смоленской; из них две последние скоро утратили всякую политическую связь с Новгородскою ветвью, и только Псковская область временно сомкнулась с Новгородской в одно политическое целое.
Появление нового, смышленого и даровитого племени не могло не отразиться на жизни туземцев. Часть их совершенно слилась со Славянами, растворившись в новой, более сильной народности; другая, как, напр., Водь и Ижора, обитавшие на севере и северо-востоке от Ильменя, хотя и сохранилась этнографически, но добровольно подчинилась политической власти новых пришельцев; с третьей установились мирные отношения добрых соседей. Но наиболее стойкие из Финских племен вступили со Славянами в ожесточенную борьбу, длившуюся несколько столетий. Таковы были племена, жившие к югу от Финского залива, в нынешней Эстляндской и Лифляндской губерниях. В первой из них обитали Эсты, а
во второй Ливы. Те и другие в летописях известны под общим своим родовым названием Чуди. Эсты и Ливы были ближайшими, непосредственными соседями северных Кривичей с севера и северо-запада. Далее на юге жил другой, не менее упорный враг – полудикая Литва. Таким образом, с севера, запада и отчасти юга северные Кривичи были охвачены сплошным полукольцом враждебных племен, борьба с коими явилась их уделом. Исторический смысл ее заключается в стремлении Кривичей овладеть сначала всем Чудским озером, а затем достигнуть своей естественной границы – берегов Балтийского моря.
Новгород, построенный Ильменскими Славянами на великом водном пути «из Варяг в Греки», стал административным центром всей Пско-во-Новгородской земли. Чтобы обезопасить себя от беспокойных соседей, Славяне озаботились выставить сторожевые форпосты на местах, наиболее угрожаемых от набегов. Такими форпостами явились, между прочим, Изборск и Псков, построенные на западной окраине области*, в ближайшем соседстве с Чудью и Литвою1. Ясно что на эти города должна налечь главная тяжесть борьбы с соседями. Который из них был построен ранее и который позже, трудно сказать достоверно; возможно, что оба города возникли одновременно, но почему-то Изборск имел сначала большее значение, нежели Псков, и только впоследствии уступил свое первенство Пскову.
В начале IX века по всему побережью Западной Европы появляются бродячие шайки воинственных Скандинавов. Занимаясь по преимуществу грабежом, они не отказываются за известную плату поступать на службу тому или другому городскому поселению, с обязанностью защищать его от внешних врагов, в том числе и от своей же братии – Скандинавских пиратов. Вожди этих шаек2, пользуясь преимуществом находив-
1 Самые названия «Псков- и «Изборск- производят из Финского языка: -иза- по-эстонски отец, «pisKawa* (no-ливски), -ptokwa-, -piskwa* (по-эстонски) – смолистая вода (B.C. Иконников, Опыт Рус. историографии, т. 2, кн. 1, Киев, 1908, стр. 748).»
2 Они назывались конунгами и викингами. От этих слов произошли Немецкое konig, Литовское kunigas и наши князь и витязь.
шейся в их руках организованной военной силы, постепенно расширяли круг своего влияния на дела данной области, усиливали свою власть и часто превращали свое подчиненное, служебное положение в господствующее, из наемников становились властителями. Чем значительнее и богаче был город, тем больший соблазн представлял он для воинственных искателей приключений. Это явление повторилось и у нас, на заре нашей государственной жизни. Богатый Новгород, к тому же лежавший на бойком торговом пути, издавна привлекал к себе внимание этих беспокойных соседей, известных Славянам под именем Варягов, отчего и самое Балтийское море слыло у них Варяжским. По летописи, в IX веке Варяги совсем было овладели всею Псково-Новгородскою страною, поселились в ней и обложили жителей данью, Но в половине IX века коренные обитатели страны восстали против пришельцев и изгнали их обратно за море. Летописная легенда о призвании трех братьев – Рюрика, Си-неуса и Трувора* – современными историками (Ключевским, Платоновым и др.) понимается в том смысле, что освободившееся от дани туземцы пригласили к себе Варяжские дружины, которые должны были защищать их от внешних врагов и оберегать великий торговый путь «из Варяг в Греки». Впоследствии эти дружины превращаются в политическую власть, а вожди их становятся государями охраняемых ими земель. В легенде о трех братьях заслуживает внимания та подробность, что один из них, Трувор, сделан был князем в земле северных Кривичей. Очевидно, что в народном сознании, выразителем коего является летописец, северные Кривичи и тогда уже рассматривались как нечто особое от Ильменских или Новгородских Славян, и что область Кривичей, поселившихся по южному побережью Чудского озера и по р. Великой (впоследствии Псковская область), уже в самом начале Русской истории носила в себе зародыш отдельной, самостоятельной государственности. Правда, летопись говорит, что по смерти Трувора и Синеуса Рюрик стал государем единодержавным и Псков подчинился административному главенству Новгорода; но центробежное стремление, данное Пскову в эту полумифическую эпоху его истории, не прекращалось до самого конца XVI века, когда новые государственные начала пришли на смену отжившему про-
шлому. Это стремление к самобытности обусловливалось, главным образом, двумя причинами: во-первых, географическим положением Псковской области, заключавшей в себе отдельную, самостоятельную речную систему Чудского озера, между тем как ядро Новгородской области было расположено на Ильменской речной системе; во-вторых, вышеупомянутым этнографическим различием Славян- Кривичей от Славян Новгородских1.
Так как Псков начал свою историческую жизнь в качестве Новгородского пригорода, то история его во многом определяется историею Новгорода.* Чрез 20 лет после призвания князей центр Русской государственности переносится на юг, к Киеву, и Новгород становится почти самостоятельным государством, хотя сознание общей племенной и государственной связи с остальною Русью в нем никогда не угасало. Основою своей политической свободы Новгородцы всегда считали грамоту Ярослава 1-го. Хотя она до нас и не дошла, но содержание ее выясняется до некоторой степени по тем постоянным на нее ссылкам, какие встречаются в позднейших документах. Новгородские вольности сводились к следующим: Новгород не входил в общий состав Русских земель; поэтому Новгородский князь получал свое княжение не но праву наследства, а по избранию веча, которое заключало с ним договор. Впрочем, князья избирались неизменно из рода Рюрика. Власть князя была сильно ограничена властью веча и посадника. Князь предводительствовал войском, в состав коего, кроме княжеской дружины, входил городовой полк под начальством тысяцкого. Но князь не мог объявлять или начинать войну без юли веча. Князю принадлежал суд, но не иначе, как вместе с посадником. Без веча и посадника князь не мог делать никаких распоряжений. Он не имел права приобретать себе в Новгородской земле волости, ни раздавать их кому бы то ни было, и проч. Неугодного князя Новгородцы попросту изгоняли, «указывали ему путь». Истинною основой Новгородской автономии служила не грамота Ярослава и не какой бы то ни было писаный документ, а совокупность явлений, не зависевших от воли Новгородцев. Новгород был отделен от общерусского центра, Киева, тыся-
чеверстным пространством и окружен дремучими лесами и непроходимыми болотами. Великие князья были заняты бесконечными удельными распрями и борьбою с дикими кочевниками; им было не до Новгорода. Затем настали темные времена татарщины, когда на всей Руси, кроме северо-западных ее пределов, замерла всякая государственная самобытность. Вот эти-то условия и были действительным оплотом Новгородской свободы; но когда они миновали, автономия Новгорода пала, и никакие старые грамоты спасти ее, разумеется, не могли.
Поскольку Новгород был независим от власти великих князей, постольку и Псков, как его пригород, пользовался тою же независимостью. Но зато в первые три века своей истории он зависел более или менее от своей метрополии – Новгорода.* Так, князь Новгородский был общим князем и для Пскова. Псковские посадники, по крайней мере вначале, назначались из Новгорода. Псковское вече подчинялось голосу веча Новгородского. Псковская церковь была в полной зависимости от Новгородской, так как Псков не имел своего епископа. С развитием Псковской торговли и увеличением богатства жителей, эта государственная связь двух городов постепенно слабела. Псковичи стали приглашать к себе своих особых князей, не спрашиваясь у Новгорода, сами избирали себе посадников, сами объявляли войну и заключали мир. Только одна церковная зависимость длилась до самого конца самобытности Пскова.»
В дополнение к этой статье, советую прочитать: