На первых порах великий князь ограничился только назначением князя в качестве своего наместника и не трогал остальных Псковских вольностей. Он даже снисходительно смотрел на попытки Пскова вер­нуть прежний порядок вещей и отделаться от Московской опеки. Иног­да эти попытки удавались на короткое время; но они не могли изменить общего хода событий. Во всех столкновениях с Орденом вмешательство Москвы было необходимо, а оно логически приводило к тому, что Мос­ква, как сильная держава, выступала на первый план и брала все сноше­ния с Орденом в свои руки. Сами Немцы предпочитали иметь дело с Мос­квою, а не со Псковом, так как без санкции Москвы никакой мир не мог быть прочным. В последнее время независимости Пскова представители его даже совсем устранялись от ведения мирных переговоров: ими про­сто пренебрегали, как лишними, ненужными людьми. Так, напр., война Пскова с Немцами в 1480 г., веденная, конечно, с помощью Московской рати, окончилась мирным договором Ливонского магистра с Москвою, а не со Псковом. Война 1500 -1503 гг. с Орденом точно также окончи­лась миром с Москвою, безо всякого участия Псковичей, хотя велась во Псковской области. Иногда великий князь прямо приказывал Пскову на­чать войну с тем или иным соседом, и Псковское вече повиновалось беспрекословно. Так, напр., в 1470 и 1477 годах Псков, по требованию Ивана III, воевал со своим старшим братом Новгородом, а в 1495г. со Шведами, хотя собственно у Пскова основательных поводов к эткм вой­нам не было. Влияние великого князя сказывалось не на одних внешних сношениях, а и на внутренней жизни Пскова. Иногда вмешательство Москвы вызывалось самими Псковичами, у которых вошло в обычай обращаться к великому князю с разными жалобами и просьбами, как к посреднику и судье. С увеличением влияния великого князя росли и при­тязания его наместников. Так, в 1467 г. новый Псковский наместник, князь Федор Юрьевич прежде всего потребовал, чтобы ему дали право дер­жать своих наместников на всех 12 Псковских пригородах, а не на 7-ми, как было прежде, и вече, по-видимому, уступило. В1475 году наместник, князь Ярослав Васильевич Стрига-Оболенский, стал домогаться увели­чения княжеских доходов, Псковичи пожаловались на него Ивану III, a Иван III потребовал, чтобы ему показали, наконец, те пресловутые гра­моты, на которые постоянно ссылались Псковичи, как на основу своих привилегий. Так как в старину тснязья избирались и приглашались вечем и круг их правомочий определялся вечем же, то понятно, что и грамоты, определявшие права Псковских князей, не могли быть ничем иным, как односторонними решениями или велениями Псковского веча. Они-то и были представлены великому князю. Но Иван III вырос в совершенно
иных, строго монархических понятиях, начала вечевого уклада были ему чужды, и Псковские грамоты должны были ему показаться смешным ар­хаизмом. Ведь недаром же с давних пор Московские великие князья при­выкли называть Псков своею вотчиной, да и сам Псков именовал себя вотчиною Московских великих князей. При этих условиях все старин­ные грамоты теряли для государя-вотчинника всякое значение. И Иван III ответил Псковским послам: «те грамоты не самих великих князей, и вы должны исполнить волю князя Ярослава». Правда, впоследствии он скло­нился на мольбы Псковичей и оставил все по-старому, но уже не как не­зыблемое, исконное право, а как милость властителя. Старый вечевой строй, видимо, отживал свое время. Вече само иногда нарушало свои ста­рины и издевалось над тем, что когда-то считалось священным1. «Не ум^-емъ своего дома строить, а хотимъ управлять городомъ-, – с горечью за­мечает Псковский летописец. Появились уже зародыши сословной борь­бы, чего никогда не бывало во Пскове. С1483-1485 гг. происходила бес­прерывная смута из-за смердов.* Смерды были свободные люди, но не имевшие своей земельной собственности и жившие на землях частных владельцев, главным образом бояр. Так как смерды находились в тесной зависимости от собственников земли, то Псковичи никогда не предос­тавляли им всей полноты политических прав, в том числе важнейшего: быть членами веча. В1483 г. смерды, при содействии бояр и, кажется, не без влияния Москвы, попытались уничтожить это ограничение. Хотя это им и не удалось, но Псковичам пришлось вынести с ними трудную борь­бу, длившуюся, как сказано, два года. Есть признаки, что даже и былая воинская доблесть Псковичей к концу этого периода сильно поубави­лась. Во время одного сражения с Немцами в 1503 г. Псковичи прятались по кустам; Псковский князь Иван Горбатый выгонял их оттуда в строй, а они, сидя в кустах, ругали князя разными обидными кличками2.
‘•И Псковичи… Ивана и Андрея Рожественскихь поповъ хотели кнутом бита, и наги стояли двое их и безчествовали многих- (П. Л. под 1495 г.).
2 «И князь Псковской Иван Горбатой нача заганивати Псковичъ чтобъ не -Ьхали розно, а они вси по закустовыо, и начата ему Псковичи прозвище давати опремомъ и кормихномъ». (Псков, летоп., стр. 276).
Последним Псковским князем был Иван Михайлович Репня-Оболен-ский. Он так высокомерно отнесся ко Псковичам, что не захотел даже исполнить векового торжественного обычая – посажения на Псковский престол. Недовольные Псковичи засыпали великого князя жалобами. В это время старший брат Пскова Новгород уже был присоединен к Мос­ковскому государству, и Псков оставался последним обломком прежне­го удельно-вечевого уклада. Роль его, как передового бойца за Русскую землю, окончилась. Против сильного Польско-Литовскаго государства не могла бороться маленькая Псковская область1. Эта обязанность пере­шла к Московской державе. Рано или поздно Псков должен быть стать добычею сильных соседей: либо Немцев, либо Литвы, либо Москвы. Ва­силий III это понял и решил покончить со Псковом. Он приказал всем недовольным князем Оболенским явиться в Новгород к 6 января 1510 года, чтобы выслушать их лично. Поехали 9 посадников, бояре, купец­кие старосты и лучшие люди. Здесь все они были «пойманы* (арестова­ны) по приказанию великого князя. Когда об этом узнали во Пскове, со­бралось шумное вече, но ничего не могло придумать, кроме изъявления покорности великому князю. Получив ответ веча, Василий III прислал во Псков дьяка Далматова объявить Псковичам свою волю: уничтожить вече, снять вечевой колокол и назначить во Псков двух наместников. Поднялся великий плач, но делать было нечего: прошлое ушло безвозв­ратно, и Псковичам оставалось только покориться. «Мы прежняго цело­вания своего не хотимъ изменить, – ответили они, – и на себя проклятия принять, и на государя своего руки поднять и в город -fc запереться не хотимъ». Колокол был снят и отвезен на Снетогорское подворье, в под­вал церкви св. Иоанна Богослова (пл. IV ж 5), а затем отослан в Москву. Дальнейшая судьба его неизвестна. 24 января 1510 г., в день св. Ксении, Василий III торжественно въехал во Псков и направился прямо в Троиц­кий собор, где, после молебна, Коломенский епископ Вассиан, благо­словляя великого князя, многозначительно произнес: «Богъ тебя благо-словляеть, государь, Псковъ вземши». При этих словах своды собора
огласились рыданиями1… Вместо князя Репни-Оболенского назначены были наместниками Григорий Морозов и Иван Челяднин. Хотя большин­ство прежних Псковских князей, начиная с 1443 года, по существу также были наместниками великого князя Московского, но так как до сих пор Псков был отдельным государством, то и князья его не теряли своего основного исторического значения государей, хотя бы и навязанных со стороны. Отныне же правители Пскова должны были явиться простыми служилыми людьми Московского государства, которых можно до извес­тной степени уподобить современным генерал-губернаторам.
Но дело этим не ограничилось. Дальновидные Московские госуда­ри ничего не умели делать вполовину. Всякое новое земельное приоб­ретение должно было органически срастись с государственным телом, а не сидеть в нем занозою. Поэтому Василий III прежде всего велел вывес­ти изо Пскова 300 семейств наиболее влиятельных лиц и на их место поселить Москвичей2. Кремль и Средний город были также очищены от местных жителей, которые переведены на Полонище и в посады. Торг переведен на Полонище, где ныне здания кадетского корпуса (пл. IV и 8). Здесь он и оставался до 1778 г., когда вновь возвращен был на старое место. Против нового торга была поставлена церковь св. Ксении, в па­мять уничтожения Псковской независимости. Псков вступил в состав Мос­ковского государства и стал жить общею с ним жизнью. Конечно, ломка его исконного, 600-летнего быта должна была сопровождаться многими трагическими эпизодами. Московская политика менее всего страдала сентиментальностью. Но суровое дело государственного строительства всегда и везде требовало суровых средств и железной воли. Последствия вполне оправдали мудрую Московскую политику. Псков не раз сослужил добрую службу Русскому государству, оставаясь верным его оплотом на
1 «И кои Псковичи были въ церкви и то слышали, и заплакали горько: Богь воленъ да государь, отчина есме его была изстари отцевъ его и д1з довъ и прад-b довъ его- (Псков, летоп., стр. 286).
2 В Москве, в Китай-городе, на Варварке, есть возвышение, называемое Псковс­кою горою. Полагают, что именно тут были поселены переведенные в Москву Пскови­чи (Кондратьев, Седая старина Москвы, стр. 275).
западной границе. Не то было бы, если бы он достался Ордену меченос­цев или Литве. Не говоря уже о том, что он был бы надолго потерян для России, но и участь самих Псковичей, попавших под иго Немецких баро­нов или Польско-Литовских шляхтичей и ксендзов, была бы неизмеримо горшая, как это и доказала позднейшая история наших Прибалтийских губерний и Западного края1.