Из церковной и светской литературы известно только имя отца патриарха, а основные сведения о месте и дате рождения, учебе, службе, кон­чине отсутствуют. Восстановить биографию Ивана Тимофеевича по ар­хивным документам было не так сложно, как биографию его предков, фамилии которых указывались по отчеству. В восьмилетнем возрасте, когда Иван поступал учиться, его записали — «прозванием Беллавин» (отец был — «Тимофей Терентъев»). Фамилия Беллавин была особенно распространена в Торопецком, реже в других уездах Псковской губернии, в основном в со­словии священнослужителей и очень редко — мещан, купцов, учителей… У патриарха Тихона среди сверстников были даже «тройные тезки», Василии Ивановичи Беллавины: дьякон Псковского кадетского корпуса и протоие­рей Опочецкого Спасо — Преображенского собора.
В Куньинском районе есть деревня Белавино, но из каких корней об­разовалось это название, выяснить не удалось, также как и происхождение фамилии. Можно предположить, что, коль скоро, все Беллавины были свя — щеннослужителями, но семейными — бельцами, т.е. не постригавшимися в монахи, от этого слова и образовалась фамилия. Возможен и такой вариант: по сведениям старожилов родственники патриарха и он сам были светло — волосые и светлоглазые, истинные «белявые» славяне… Но почему тогда
фамилия пишется с двумя «л»г А именно так писали ее все Беллавины, в том числе и отец патриарха, — кстати прекрасным каллиграфичес­ким почерком
Иван Тимофеевич поки — нул обжитые Сопки Поче — муг В 23 года он успешно закончил Псковскую духов — ную семинарию, вернулся в Сопки Обычно перед вы­пуском семинаристы сами или их родственники подыс — кивали места службы В церкви губернского и уезд­ных центров получить назна — чение было сложно, а глу­бинка, как и во все времена, у выпускников была не в по­чете Иван сам пожелал ехать в отдаленный Торопец — кий уезд, и в этом еще раз проявилась особая тяга Бел — лавиных к родному гнезду Есть люди, легко меняющие родные места и быстро при — выкающие к новой обста­новке Для других же рас­ставание с родиной связано с неизлечимой болезнью — ностальгией Можно понять моральное  состояние отца
патриарха, когда он сидел «на шее» у старшего брата в числе «сиротству­ющих», а подходящего места рядом с родовым гнездом так и не находилось. Как нередко бывает в жизни, помогло удачное стечение обстоятельств. В соседней церкви села Харитонове временно освободилось священническое место. Настоятель церкви Федор Тимофеевич Бабинин (из рода дьячков, которые участвовали в крещении Модеста Мусоргского и стали прототипа­ми его произведений) в очередной раз загулял и «за нетрезвость, несдер­жанное поведение» был послан на три месяца в Нобин монастырь. Это ме —
сто и предложили безработному Ивану. По церковному уставу он должен был или жениться, или постричься в монахи. Иван сделал выбор: после сроч — ных поисков невесты венчался с 16 —летней Анной Гавриловой и был ру­коположен в священники харитоновской Спаса Нерукотворного церкви. Здесь о. Иоанн прослужил один год, два месяца и один день, а потом был перемещен…
Но прежде чем последовать за о. Иоанном на новое место, есть смысл поведать об истории села Харитоново. Тридцать лет назад, когда я работал собственным корреспондентом областной газеты «Молодой Ленинец», я узнал, что в Кунью пришло крамольное по тем временам письмо из Швеции с нео — бычным адресом: «начальнику станции Кунья Виндавской железной доро­ги». Когда вскрыли конверт, в нем оказалась исповедь бывшего помещика села Харитоново Николая Альфредовича Гилля. Письмо удивительное по стилю и по информации, в нем — трагедия человека, утратившего родину не по своей воле, и неизлечимая тоска по ней. Вот некоторые выдержки из письма: «…с ранней юности меня всегда занимал вопрос земельного устрой­ства крестьян и уничтожение чересполосицы, и поэтому я в 1912 году, окон­чив С.-Петербургский университет, поступил на службу в Правительствен­ный Сенат, Второй (крестьянский) Департамент. В то время мы служили не из—за денег, а из—за чести и чинов.
Я был уже 5—е поколение семейства Гилль в России, но все, включая моего отца и моих братьев, оставались великобританскими подданными. Я един­ственный за 150 лет в 1912 году принял русское подданство (я тогда не знал, что только на шесть лет), чтобы служить России и крестьянскому делу… Имение Харитоново было пожаловано некому Лутковскому в царство­вание Петра I. Он же построил дом и церковь.
Мой отец воспитывался и жил с 12—летнего возраста за границей. В Швеции, Франции, Германии прошел курс агрономического факультета. В 1882 году он приехал в Россию в гости к своей тетке и братьям в Псковскую губернию, где познакомился и обручился с Марией Эдуардовной Вульф. Это моя мать. Тогда же он купил имение… Харитоново и начал его устраивать, так как оно было в запущенном состоянии. За 25 лет отец превратил име­ние в хорошее состояние. Он выписал паровую молотилку, провел водопро—
вод в доме и по скотным дворам. В год революции 1905 года он продал весь свой скот на убой и купил дешево в Курляндии, где помещики в панике рас­продавали свой инвентарь, 2 стада породистого скота, благодаря чему улуч­шил породу скота у соседей крестьян. Поезд со скотом вследствие железно­дорожной забастовки застрял на станции Новосокольники, но нач. ст. Ку­нья Лапин, который был членом революционного комитета, устроил паро­воз и спас скот от голодной смерти… мой отец на 10 верст в окружности улучшил породу свиней. Он же научил крестьян пользоваться искусственны­ми удобрениями… Моя мать в те же годы устроила в Харитонове школу для крестьянских ребят. Под помещение школы отец дал дом в саду, учительни­цу выхлопотали от Торопецкого земства. Из погоста Ломы приезжал отец Василий (умерший позже от рака языка). Моя мать преподавала сама. После занятий в школе в саду обучала ребят огородничеству, садоводству… Моя мать рассказывала мне до своей смерти (1922 г.), что соседи крестьяне относились к ней очень хорошо. Она имела большие врачебные познания и очень большую аптеку. Она лечила бесплатно всех больных из соседних де­ревень. Прошло более чем полстолетия, а мое сердце все еще в Харитонове. По происхождению я иностранец, а душой был русским и остался русским и горжусь тем…»
Как принято говорить, это письмо в комментариях не нуждается. О том, что произошло в России после октябрьского переворота 1917 года, до сих пор напоминают разоренные и сожженные усадьбы и храмы, — убеди­тельное тому подтверждение развалины барского дома и церкви в Харито — нове. Следует добавить, что упоминаемый в письме погост Ломы относился к благочинному ведомству, которым в 1860 году руководил отец патриарха. Но обратимся снова к более раннему периоду, когда он был «переме­щен». Следуя строгой документальной точности в составлении биографии святителя Тихона, убедительнее будет привести дословную запись из кли — ровых ведомостей: «1847 октября 18 дня Преосвященным Нафанаилом про­изведен в священники села Харитоново, а в 1848 декабря 18 дня по соб­ственному прошению перемещен на настоящее клинское место».
Что же это такое — клинское место? И почему оно теперь почитается как историческое и священное? В публикациях о святителе Тихоне я ука —
зывал, что открыть Клин мне «помог» Мусоргский, а точнее, многолетние исследования биографии композитора. Еще в то время, когда имя опального патриарха было под запретом, по документам архива я узнал, что родился он в Клину. Когда закончился семидесятилетний «заговор молчания», о святи — теле Тихоне стали появляться многочисленные публикации, в большинстве из них указывалось, что родился он в городе Торопце, изредка «в уезде», иногда неопределенно «в семье сельского священника». Понятно, что такие сооб­щения вызывали сомнение в достоверности моих архивных поисков. На мои публикации о находках в архиве по родословной патриарха Тихона (в областной газете, в «Московском церковном вестнике») откликнулись в пе­чати, письмах, по телефону (даже из Америки) люди разных профессий — и светские, и связанные с религией. Мои сомнения по поводу места рождения патриарха неожиданно развеял псковский краевед Натан Феликсович Ле — вин. Из газеты «Псковский городской листок» за 12 января 1901 года он узнал, что Тихон, тогда еще епископ, действительно родился в Клину. Случи­лось так, что любители истории из Великих Лук хоронили Полину Ефимовну Иванову, известную своими краеведческими работами, на ее родине в Кунь— инском районе. Кладбище оказалось рядом с деревней Клин. И там, во время похорон, при общении с местными жителями неожиданно пришла мысль: не здесь ли родина патриарха?..
Многочисленные опросы старожилов и сопоставления полученных све — дений с документами архива развеивали сомнения. Оказалось, что Клин, хоть и значился в Торопецком уезде, находился в родовом гнезде Беллави — них, рядом с погостами Борки и Сопки. И получилось так, что Полина Ефи — мовна Иванова, многие годы выполнявшая обязанности секретаря Обще — ства охраны памятников, своей кончиной как бы подвела к «открытию» родины патриарха. Однажды я узнал, что в Москве в музее Щусева есть фонд дореволюционных фотографий храмов России. По Псковской гу­бернии снимков было мало, но вдруг встретились две прекрасные фото — графии с видом клинской Воскресенской церкви и иконостаса! А на его родине фотографии Воскресенской церкви теперь помогают в реставра­ции храма, которая ведется на пожертвования россиян и земляков патриарха.