вот тогда, по пору­чению богов, кар­лики – великие ма­стера своего дела -изготовили креп­чайшие путы, глад­кие и мягкие, как шёлковая лента. Путы эти были волшебными и волк уже не смог вырваться из них.
Написанная на северном рубеже мира, «Эдда» отра­жает нордическую традицию обшир­ной общегерманс­кой мифологии. В этой мифологии могли сохраняться и другие версии пут для волка – не только в виде цепей и ленты, но и в виде сети. Однако, у сведущего читателя сразу возникает вопрос: а известен ли сюжет с Фенриром волком в Восточной Европе, то есть на Руси? Думаю, что да, известен.
В XII веке в цветущем древнем городе Чернигове воз­вышался величественный Борисоглебский собор, украшен­ный замечательной резьбой по камню. До нашего време­ни этот собор не сохранился, дошли только части его рез­ного каменного убранства и, в частности, капители – вер­хние части колонн, на которых высечены парами звери (волки или собаки), оплетённые лентой по шее и по ла­пам. Головы зверей обращены назад, пасти оскалены. Зве­ри явно очень недовольны. Украинские археологи, кото­рые занимались этими древностями, нашли аналогии та­ким зверям в норвежской резьбе XII века, а аналогии лен-
те со змеиной голо­вой – в скандинавс­ком искусстве эпо­хи викингов X века. Но не надо забывать, что чер-ниговкая резьба -это XII век, а не X-й, и первоначаль­ный смысл, судя по всему, начал забы­ваться, и звери пар­ные, и сплетены хвостами. А вот первоначальный сюжет этого изоб­ражения, если учесть ярко выра­женную линию скандинавских аналогий, был тот же – Фен-рир волк в путах Глейпнир. Между прочим, лапа зверя с псковского деревянного меча очень похожа на заднюю лапу волка с черниговской капители (Илл. 34).
А на другом конце средневековой Европы, в Брита­нии, в викинговском Йорвике (ныне город Йорк) была изготовлена каменная плитка с изображением такого же оплетённого зверя, как и в Чернигове, только голова его не повёрнута назад (Илл. 35). По первоначальному ми­фологическому сюжету, волк и должен быть на изобра­жении один. Поодиночке изображены подобные звери с головой повёрнутой назад, и на двух круглых подвесках из Смоленска (Илл. 36), найденых в слое XII века на усадьбе, где была обнаружена берестяная грамота, напи-саная рунами и повествующая о том, что учасок земли куплен неким Вискаром или Висгейром – явно скандина­вом, осевшим на Руси.
В целом же, изображение вол­ка в путах может быть понято как символ связанно­го зла или связы­ваемого зла, и в этом смысле оди­наково уместно как на капители раннего храма, так и на отдельно взятом амулете.
Естествен­но, что псковский деревянный меч не одинок среди ран-нерусских древностей Восточной Европы. Находки целых экземпляров и обломков таких мечей известны ещё в не­скольких древнерусских городах: Ладоге, Новгороде, Минске, Берестье. В одной только Ладоге в слое Е3 (750 -830 -е годы) и Е, (конец IX – начало X веков) найдено 38 деревянных мечей и 4 деревянные копья, которые причис­ляются к детскому оружию. В других же городах дере­вянные мечи доживают до XII – XIII веков.
Надо отметить, что в восточнославянской этногра­фии применение деревянного оружия неизвестно – наши предки устраивали на Масленицу кулачные бои – один на один, или стенка на стенку. А вот в старой Германии в начале весны происходили бои между сторонниками Зимы и Лета. При этом те, кто был в свите зимы, воору­жались снежными глыбами, а сторонники Лета – деревян­ными мечами, серпами, вилами и так далее. Там же отме­чен обычай пускать зажжённые деревянные стрелы. Ины­ми словами, перед нами две совершенно разные устойчи­вые этнографические традиции. При этом обычай при-
менять деревянное оружие в каких-то обрядах, судя по ранним находкам, появился сначала в Ладоге в уже сфор­мировавшемся виде вместе со скандинавами и позднее распространился во Псков и Новгород. Рукояти деревян­ных мечей рассчитаны, как правило, на детскую руку, и один из археологов даже предположил, что дети «играли в викингов». Однако, в этнографии известны случаи, ког­да какой-то обряд, бывший вначале уделом взрослых, ис­полнялся некоторое время детьми и только после этого выходил из употребления. Как раз изображения на псков­ском деревянном мече и свидетельствуют в пользу того, что это вещь магическая, культовая, и что «игрой в ви­кингов» применение такого рода деревянного оружия не ограничивалось.
Кроме того, можно ещё добавить, что между изображ-ниями на клинке псковского меча есть различные нарезки в виде параллельных, перекрещивающихся и радиальных ли­ний. Известно, что до позднейшего времени нарезки на сте­нах деревянных домов имели магический характер.
Найдей был этот меч тоже не на случайном месте, а на развалинах Печки. У многих народов Европы бытова­ли поверья об очистительной силе печки или очага и о необходимости для того, чтобы очиститься, возлагать на них руки. В этом случае, надо думать, что даже пустая и частично разрушенная печь не утрачивала свои очисти­тельные свойства.
Находки раннего деревянного оружия на Северо-За­паде по линии Псков – Новгород – Ладога хорошо соотно­сятся с многочисленными здесь находками скандинавских вещей в IX – X веках и летописными сведениями о появле­нии групп скандинавов на Руси. В одном из списков лето­писи есть даже упоминание о том, что была Новгородская земля от рода словенского, а стала от рода варяжского, потому что вся земля оваряжилась. Судя по применению
слова «варяг» вместо «русс», упоминание не самое раннее, но передаёт традицию и наводит на определённые размыш­ления. Кроме того, антропологические исследования здесь же, на Северо-Западе, показали значительную скандинав­скую примесь в русском населении этих земель, то есть, в нас с вами. А этнографические следы такого «оваряжива-ния» встречаются иногда во время ведения археологичес­ких раскопок. К числу наиболее ярких находок такого рода принадлежит и псковский деревянный меч.
И вот тут читатель вправе спросить: а знала ли об этом круге мифологических представлений княгиня Оль­га? – А как же! Не только знала, но и видела, как всё это применялось на практике.
Заканчивая эту главу, посвященную деревянному мечу, хочу её мечом же и закончить. Я вспоминаю одну современную иллюстрацию в детской книжке с переска­зом летописной истории о войне Ольги с древлянами. Кня­гиня стоит на резном деревянном крыльце, а в руках у неё меч ножнах. Готовится к походу. И лицо у неё молодое. Думаю, что интуиция не подвела художника – это не 946 год, а – по ситуации – 914-й. Стоит княгиня с мечом, и не Фенрир волк, а древлянские волки воют за горизонтом. Вокруг языческая земля, а зло всё ещё так и не связано …