и Череха, и, подобно тому, как Висла под Варшавой, текут с од­ной стороны города; третья речка Псковка впадает в две первые и, протекая через самый город, доставляет тем самым осажден­ным большие удобства. В полмили от города тянутся частые хол­мы, покрытые можжевельником; мы хватали там руками, гоня­ясь на лошадях, зайцев, дрохву, куропаток, в присутствии коро­ля, который приезжал из своего лагеря осматривать город. Наш подкоморный Равский послал из своей роты пахолков** на фура­жировку, а венгерцы напали на них, двоих сожгли в избе, обло­жив соломой, третий как-то успел убежать; у Накиельского тоже побили несколько человек, отобрав у них съестные припасы и день­ги; обещают, что молчать не будут и пр.
Только сегодня узнал, что Алек. Пунинского, сына того, ко­торый живет в Косцянах, товарища из роты Гостынского, рус­ские, проходя под Себежем, захватили сонного и отправили, как показывают пленные, к великому князю.
26 августа
Сегодня мы все кое-как переправились. Король отыскал не­сколько мест вброд для переправы обоза, так что переходили все разом: в одном месте венгерцы, в другом — литовцы, в третьем и четвертом — польские войска, на пятом — венгерская пехота; пану Нишицкому, пану старосте Литовскому и пану Гостомскому по­ручено наблюдать, чтобы возы шли, не мешая один другому; сам король часто приезжал смотреть. Скоро переправилось все войс­ко, а за ним король с артиллерией; только Фаренсбек остался со всем своим отрядом на той стороне и переправится завтра. С ко­ролем было шесть рот. Из города и из крепости шла усиленная стрельба; впрочем, частые холмы, а также частые каменные церкви
*’ Пахолки — оруженосцы товарищей, их нужно отличать от простых слу­жителей. Каждый товарищ имел при себе двух или трех пахолков; они были вооружены копьями, но не имели лат, на плечах носили медвежий мех и крылья из орлиных перьев.
и огороды служили нам прикрытием, и, по милости Божьей, из пушек убито только две лошади в переяславской роте. Всего луч­ше было бы поставить королевские шатры у р. Псковы, и уже посланы были на то место шесть возов и Нишицкий с полком п. Гнезненского, но усиленная пальба с крепости заставила нас про­тив воли остаться еще на день у реки Великой, от места переправы в полмили. Теперь король и гетман выбрали другое место для ла­геря. Гетман целый день объезжал город, приближался даже к стенам, высматривая место для лагеря и осадных работ. Худо толь­ко, что нет человека, который бы умел устроить лагерь. Был ка­кой-то Рембовский из Руси, мастер своего дела, но так как ничего не заплатили, то он и уехал. Занялись этим: пан обозный с Рус-ковским и с ними коморник Солимовский. Не знаю, помогут ли они делу.
27 августа
Наши орудия еще на той стороне реки, и при них несколько пеших рот. Сегодня в полночь без всякой причины неизвестно кто начал так кричать, что за ним вся пехота подняла страшный крик и гам. В королевском лагере забили тревогу; все в одних рубашках повыскакивали из шатров и бросились к коням, даже сам гетман; мы думали, что русские, побив всю стражу, напали на нас; но вскоре дали знать об истинной причине смятения. Король велел гетману расследовать дело; как можно видеть, натерпелись мы большого страху. Сегодня и в прежние ночи видны на небе какие-то знаки, как бы столбы, которые представляют подобие двух конных войск; еще какие-то подобия крестов. Но дива тут нет никакого, а скорее какая-нибудь игра природы, испаре­ния и пр.99
Король делал смотр немецкому отряду курляндского герцога в 150 коней; за ними Фаренсбах показывал своих 150 немцев действительно хороших и 1600 пеших немецких кнехтов очень порядочных. Всадники у немцев стройные, хорошо одетые в зо-
лото и шелк; самопалы, алебарды, мечи все в золоте; между ними есть и дворяне, которые у себя дома получают немалые доходы; наберется их человек с 300; они пришли сюда только из-за чести служить королю; немало их там на плацу сходило с коней цело­вать королевскую руку. Впрочем, между ними много больных; теперь еще туда-сюда, но скоро —. зима, наступит непогода, и тог­да Бог знает, что будет с ними и с нами; однако Господь Бог посы­лает нам теперь теплую погоду. Дороговизна на все большая, осо­бенно на хлеб и на пиво, а чтобы то и другое было хорошо, избави Боже! etc. He удивительно, что начинаются болезни. Со своего становища мы не трогались целый день.
Какой-то пахолок на коне, вооруженный копьем, показывая вид, что из молодечества может подъехать к самым стенам горо­да, передался русским; знают кто, но молчат. Отправлена в город королевская грамота с напоминанием, чтобы сдавались, а не до­жидались, пока возьмут; лист взяли, обещая через пять дней от­вет, что некоторыми принято за доброе предзнаменование. При­готовлен, кроме того, охранный отряд, на случай если бы осаж­денные захотели отправить к нам парламентеров.
Некому устраивать лагерь: хлопот много; назначено было место недалеко от города, и уже двинуты были туда тяжести, но русские так усилили стрельбу, что наши должны были попятиться и выбрать другое место, от прежнего почти в полмиле.
28 августа
Ровно за день перед этим мы должны были со своего бивуака двинуться в лагерь под город, но не было кому распорядиться: обозный Русковский и коморник Сулимовский, взявши эту обя­занность на себя, не знали, как приняться за дело. Между тем наш Собоцкий, ожидая знака к выступлению, привел к гетману четырех московских стрельцов, только что захваченных его рей­тарами под самым городом: когда венгерские возы подвигались прямо к месту, назначенному для лагеря, те выехали из города с
намерением ударить на них: рейтары, которые всегда находятся при венграх, атаковали русских, двух или трех убили, других ра­нили, а этих захватили в плен. Между рейтарами есть несколько опасно раненных. Королю приятен подвиг Собоцкого, и его рей­тары заслужили добрую славу. Гетман поехал с пленными к коро­лю. Они говорят, что Шуйские хотят крепко обороняться и во всем соблюдают большую осторожность. Сегодня послали наше­го дезертира к вел. князю с донесением, что король начал дей­ствительную осаду.
Из солдат Фаренсбека один алебардщик перебежал к русским, вероятно, с голоду или с нищеты. Немцы жалуются, что четыре дня не ели хлеба; но и у нас его нет: небольшой хлебец, за кото­рый в Познани платим полгроша, стоит здесь пять грошей, а ка­кой гадкий — страх! Большие беспорядки. Шинкари, перекупщи­ки дерут немилосердно. Бог знает, что потом будет с нами, служа­щими без жалованья; особенно бедные кони терпят нужду. То вер­но, что назад придется идти пешком.
Какой-то озорник венгерец, в присутствии самого гетмана, дал пощечину ротмистру Глосковскому, а другого — ранил; его сейчас заковали. Посмотрим, какую окажут справедливость. Король сказал: «Придется его повесить».
В полдень двинулись с места стоянки в лагерь. Первый ряд построили как пришлось; король в середине, гетман близко к нему; потом все роты торжественно проводили короля до лагеря: рус­ские могли все это видеть со стен, хотя происходило это не очень близко от города — добрых две версты. Из города ни разу не выстрелили, да и было бы бесполезно. Оказалось, гораздо лучше стать так, по далее, нежели как предполагали прежде.
Впереди шли все литовские роты и обоз; показавшись хоро­шо русским, они направились в лагерь, расположенный вправо от королевского. За ними следовал Радомский со своими ротами, затем гетманская хоругвь со своими отрядами, далее Ухровецкий с пехотой, за ним другие ротмистры, в конце 15 хоругвей венгер­ской пехоты. Затем маршал Зборовский с придворной хоругвью
и всем двором, в конце Пжиемский со своей ротой. Продолжа­лась эта процессия без малого до второго часу ночи. Сказать прав­ду, это войско показало бы себя, когда бы Бог помог. Фаренбек со своим отрядом пришел еще раньше нас и стал впереди на поле на случай вылазки против лагеря.
29 августа
Ночью открыта была сильная стрельба по лагерю, но без осо­бенного вреда, так как все орудия большого калибра были перед этим свезены русскими в другое место; они не рассчитывали, что лагерь наш будет с этой стороны. Убиты только немец Фаренсбе-ка и королевский кучер.
Все жолнеры*^ с возами и с тяжестями расположились в лаге­ре в три ряда, как обыкновенно у них в обычае. После обеда неко­торые выехали из лагеря на рекогносцировку, но без всякой пользы, потому что русские ни на один шаг не хотели выйти из-под защиты своих выстрелов.
Из фаренсбековой роты один немец, по имени Иксель, долж­но быть, знатный, погнался за каким-то русским, но сгоряча по­пал под самые крепостные выстрелы, получил рану в голову, упал с коня и был тотчас захвачен русскими. Хотели некоторые из на­ших подать ему помощь, но было поздно, потому что стрельба из пушек и ручниц шла сильная; кто мог, все выбежали из лагеря, даже сам гетман. Из прислуги, некоторые ездили под самые сте­ны за конским фуражом, трое попались в руки осажденных. Ко­роль очень озабочен.
Ядра, летающие с башен, становятся все больше и больше; некоторые переходят за 50 фунтов весом; Бог знает, выдержат ли наши туры; придется, пожалуй, ставить деревянные срубы. По просьбе короля и гетмана все жолнеры и двор посылают свои по­возки для фашинника на туры: делается это не по долгу службы,
но по доброму расположению. В пехоте Фаренсбека служит один француз, капитан Гарон, человек очень маленького роста, настоя­щая лягушка; сегодня в сумерки, объезжая с гетманом стены, он спустился в городской ров, шпагой измерил его ширину и глубину и узнал все, что требовалось. Благодаря Бога ничего трудного не будет для приступа: во рву воды мало, и подниматься из него к стене города нетрудно.
Некто Редер, чех, истый служака, который с небольшим кон­ным отрядом явился служить королю на свой счет, выехал гарце­вать под стены; против него тотчас выступило из города несколь­ко десятков всадников. Редер со своими храбрецами бросился на них и, рубясь под самыми выстрелами крепости, четверых взял в плен и лично привел к королю, который с удовольствием принял их и приказал выдать Редеру прекрасный подарок100.
30 августа