Видимо, пушкари проходили регулярное обучение. Во всяком случае, в Москве периодически проходили смотры, на которых они демонстрировали своё умение. Один из таких смотров под­робно описал английский купец А. Дженкинсон. На поле устано­вили два деревянных сруба, наполненных землёй. Перед каждым срубом стояла белая мишень. На огневые позиции было выведе­но множество орудий разного калибра. В начале смотра стрельцы дали залп из ручных пищалей. Затем открыли огонь малокали­берные орудия, а за ними всё более и более крупные. В итоге прочно сделанные срубы были полностью разрушены.
Руководство артиллерией осуществлял Пушечный приказ. В его ведении находились: изготовление орудий и боеприпасов, рас­сылка пищалей по городам, служба пушкарей и множество дру­гих вопросов. Дьяки Пушечного приказа, так же как дьяки Стре­лецкого приказа, участвовали в военных походах. Так, в 1577 г., при вторжении русских войск в Ливонию, с войском следовал, «у наряду», дьяк Андрей Клобуков. В нападении русских войск на захваченную литовцами крепость Кесь, в 1578 г., участвовал дру­гой дьяк «у наряду», Терентий Лихачёв79.
Большое внимание уделялось укреплению границ, особенно южной и западной. В царствование Ивана IV было построено или восстановлено множество крепостей, которые образовывали обо­ронительные линии, защищавшие страну от татарских набегов: Орёл, Новосиль, Данков, Ряжск и др. В 1565 г. было завершено возведение Печорской крепости, ставшей мощным узлом оборо­ны на Северо-Западе страны. Совершенствовались также многие старинные крепости, в том числе и Псковская. Правда, типичные для Европы того времени бастионы не получили на Руси широко­го распространения. Отечественные мастера по-прежнему возво­дили каменные стены и башни. Однако теперь их часто дополняли
земляными валами, деревянными срубами, которые заполнялись землёй, дополнительными деревянными башнями.
Определённые изменения происходили в руководстве воору­жёнными силами в целом. В 1552 г. по распоряжению Ивана IV была составлена Дворовая тетрадь — полный список государева двора, около четырёх тысяч человек. Именно из Государева дво­ра выходил высший командный состав (воеводы и головы), а так­же крупные администраторы, дипломаты ц т. п. Дворяне в Дво­ровой тетради были расписаны по тем уездам, где они владели землёй. Тем самым закреплялась организация феодалов в уезд­ные служилые корпорации.
Было упорядочено местничество. Это типичное для Москов­ского государства явление заключалось в том, что при назначении на высшие государственные и военные должности решающее зна­чение имело происхождение служилого человека. Учитывалась при этом не абстрактная знатность, а «службы» предков и родствен­ников. Если некогда один боярин или дворянин был подчинён дру­гому, то и их потомки должны были находиться в том же соотно­шении. Поэтому чрезвычайно опасным считалось принять «не­вместное» назначение: создавался плохой прецедент, «поруха» роду. Местничество порождало постоянные споры и тяжбы, по­рой буквально парализовывало деятельность органов власти. Понятно, что при руководстве военным походом местничество могло иметь особо опасные последствия. Зачастую родовитые и совершенно не способные к полководческому делу вельможи ка­тегорически отказывались подчиняться опытным, но «худород­ным» воеводам.
В 1530 г. были ограничены случаи, когда служба считалась совместной и, следовательно, были возможны местнические спо­ры. По указу Ивана IV и приговору Боярской Думы при органи­зации Большого полка (главного войска, выступающего в поход) в него назначался большой воевода, который считался выше пер­вых воевод Передового и Сторожевого полков, а также полков Правой и Левой руки. В свою очередь, первые воеводы Сторо-
жевого и Передового полков считались ие меньше воеводы полка Правой руки, а воевода полка Правой руки выше воеводы полка Левой руки. В указе особо отмечалось, что если кому-либо, не занимающему должности воеводы, придётся подчиниться началь­нику «не по отечеству», то порухи в том нет80. Таким образом, во-первых, было ограничено число случаев, когда воеводы от­дельных полков могли местничать друг с другом, а во-вторых, уничтожено право молодых людей знатного происхождения мес­тничать с менее родовитыми воеводами.
Тем не менее полностью избавиться от местничества, даже в военной сфере, Иван IV не смог. Так, во время Ливонской вой­ны, в 1579 г., местнические споры начали воеводы войск, направ­ленных под крепость Цесис. Государь приказал им служить «по росписи», но действия это требование не возымело. Тогда Иван IV прислал в полки из Москвы дьяка Андрея Щелкалова н дво­рянина Даниила Салтыкова, которые фактически отстранили строп­тивых воевод от командования.              (
Через шесть лет после ограничения местничества, в 1556 г., были отменены «кормления» наместников. Отныне Население дол­жно было платить в казну общегосударственный налог — «корм-леничий окуп». Размеры окупа были довольно значительными; для Двинской земли, например, он равнялся двадцати рублям с сохи. Полученные деньги шли на выплату жалованья должност­ным лицам, а также на «помогу» нуждающимся воинам дворянс­кого ополчения.
В целом Следует признать, что при Иване IV вооружённые силы страны сделали заметный шаг вперёд. Это Позволило до-1 биться и нескольких внешнеполитических успехов. В 1551 г. на­чалась подготовка к покорению Казанского ханства. Правители этого государства издавна вели враждебную Москве политику. Подвижные татарские отряды разоряли не только Пограничные уезды, но и выходили к Владимиру, Костроме й далёкой Вологде. «От Крыма н от Казани, — писал позже Иван IV, — до полузем­ли пусто бяше»81. Захваченных «полонянников» татары обраща-
ли в рабство, заставляли трудиться на себя и продавали в Турцию, Среднюю Азию, даже арабам. В 1548—1550 гг. русская армия дважды предпринимала наступление на Казань, но успеха не до­билась.
В мае — июне 1551 г. всего за четыре недели у слияния Волги и Свияги (в 30 км западнее Казани) была построена деревянная крепость — Свияжск. Её сооружением руководил талантливый фортификатор дьяк Иван Григорьевич Выродков. Вскоре после основания крепости жившие в её окрестностях «горные череми­сы» попросились «под руку» русского царя. Правящая элита Казанского ханства в то время раскололась на два лагеря. Мать умершего в 1549 г. хана Сафа-Гирея Сюкж-Бике н её советник Кощак («муж зело величав и свиреп») ориентировались на союз с крымскими татарами и ратовали за войну с Русью. Однако мно­гие казанские вельможи считали, что следует пойти на уступки русскому царю. В середине августа возобладавшая «партия мира» добилась возведения на ханский престол касимовского царевича Шах-Али, явного ставленника Москвы. Вместе с Шах-Али в Казань прибыли боярин Иван Иванович Хабаров и дьяк Иван Выродков, для «управных дел».
К сожалению, ни московские администраторы, ни Шах-Али особой гибкостью не обладали. Новый правитель немедленно за­нялся расправами со своими противниками из числа знатных ка­занцев, особенно с теми, кто был причастен к его изгнанию в 1546 г. Неудивительно, что в ноябре 1551 г. в Москву пришли сообщения о контактах казанских вельмож с Ногайской ордой. Узнал царь и о том, что претензии Руси на Казанские земли выз­вали крайне враждебную реакцию у турок-османов. Султан Су-лейман I и крымский хан Девлет- Гирей направили послов в Аст­рахань и Ногайскую орду, призывая их заключить союз для борьбы с русскими, В этих условиях московские дипломаты оказали дав­ление на Шах-Али, который, опасаясь за собственную судьбу, согласился передать власть царскому наместнику. 6 марта 1552 г.
он выехал в Свияжск для встречи с будущим наместником, боя­рином Семёном Ивановичем Микулинским. Когда об отъезде хана узнали в Казани, там вспыхнуло восстание. Татары напали на рус­ские «сторожи», перебили детей боярских и стрельцов.
В апреле 1552 г. в Москве было принято решение об органи­зации полномасштабного военного похода на Казань. В состав войска вошли стрельцы и дворяне (том числе из многих городов Северо-Запада), многочисленная артиллерия, В самый разгар подготовки экспедиции из Тулы пришло сообщение, что на город напали крымские татары. Против них немедленно двинулись кон­ные рати под началом князя Михаила Ивановича Воротынского, сына выходца из Великого княжества Литовского. Воротынский смог отогнать татар за Оку, причём их отступление очень напоми­нало паническое бегство: при переправе воины Девлет-Гирея «пуш­ки некоторые и кули потопил, и порох»82.
В начале июля русское войско двинулось на Казань. 13 авгу­ста оно достигло Свияжска, а 19 августа подступило к стенам хан­ской столицы. При осаде Казани русские активно использовали тяжёлую артиллерию, обстреливали город «стенобитным боем и верхними пушками огненными», устанавливали палисады и туры. Решающую роль сыграло разрушение крепостных стен с помо­щью пороховых зарядов. 2 октября, на рассвете, иностранные мастера смогли заложить 48 бочек с порохом в два подкопа и одновременно взорвать их. В образовавшиеся проломы, под при­крытием ружейного и орудийного огня, бросились колонны штур­мующих. О том, что произошло дальше, даёт представление за­пись в Разрядных книгах: «Государевые ратные люди во град Казань овы в полые места влезоша, инии же по лесницам и по прислонам, во граде биюще татар по улицам, мужей и жон по дво­рам, а иных из ям выволачив&ючи и из мизгитей (мечетей. — А. М.) их и из полат, и секуще их без милости и обдираху их до последняя ноготы»83.
Казанский хан Ядигир-Магмет попал в плен, вскоре крестил-
ся и как «царь Симеон Касаевич» стал владетелем Звенигорода, активным участником войн России на Западе.