Напряжение возрастает, летописное повествование идёт по нарастающей линии. Можно было бы ожидать, что и второму посольству должна быть оказана ещё более вы­сокая «честь» в погребальном обряде, эквивалентном рангу послов. Однако, это посольство просто сожгли в бане. И это была вторая месть Ольги. Радзивилловская летопись отмечает, что «Древляном же пришедшим, и повеле Олга мовьню строити…» То есть для этой цели была сооружена новая постройка.
Сожжения такого рода, отчасти похожие на ритуаль­ные, известны по скандинавским сагам. Так, в «Саге об Иг-лингах» упомянуто, что конунг Ингъяльд сжёг шесть мес­тных шведских конунгов также в специально построенных для этого палатах. Сигрид Гордая расправляется со свои­ми женихами, сжигая их в доме и устроив для них предва­рительно пир – об этом рассказывается в «Хаймскрингле». В «Саге о Вига-Стюре», Стюр заманивает в баню двух людей, которых хочет погубить, а затем их там сжигает.
Известна датская народная песня о том, как датская коро­лева София в XII веке сожгла в бане свою соперницу. Же­стокие языческие времена, жестокие нравы … И кажется, что соответствие летописи очень велико. Но в летописи есть одна дополнительная существенная деталь. По тек­сту летописи, когда баню с послами заперли, Ольга лично повелела зажечь её от двери. Могли бы и со всех сторон сразу… Но подобные детали определяют лицо погребаль­ного обряда. А здесь перед .нами явный репликат погре­бального обряда, по статусу выше первого, когда послов в ладье или в ладьях сбросили в яму с углями. Обряд со­жжения в это время в языческих странах был определяю­щим. Сжигали, как видим, и в палатах. Но вот чтобы во время погребального обряда зажигали от двери… Возмож­но, здесь подражание какому-то редкому, узко распространён­ному обряду. И вот теперь, в поисках воз­можных соответ­ствий, я возвращаюсь на легендарную роди­ну княгини Ольги.
Здесь, в районе выбутских порогов, где так много оль-гинской топонимики и преданий об Ольге, между деревнями Ерусалимкая и Еро-шиха в 1878 и 1912 годах были раскопа­ны 8 крупных сопок, в 7 из которых, были найдены установлен-
ные в верхних частях насыпей погребальные камеры, сло­женные из брёвен и плах, в которых производилось со­жжение умершего на месте через специальное топочное отверстие (Илл. 24). А это очень напоминает ту самую деталь погребального обряда для участников второго по­сольства, когда Ольга повелела зажечь «от дверий». Честь послам снова была оказана, и снова это была «честь» че­рез эквивалентный их социальному статусу погребальный обряд соответствующего ранга. Но если это так, то «по обратному отсчёту», «большие, еже землю держат их», «лучшие мужи», «нарочитые», «бояре» – вот ранг выбут-ских сопок.
По размерам обожжённые выбутские камеры впол­не укладываются в диапазоны длины и шиины камер крупнейшего в Швеции могильника эпохи викингов – Бир­ки. В ерусалимских и ерошихинских сопках это 1 – 1,6 х 2 – 2,3 м, тогда как в Бирке это 1,5 – 1,8 х 3,75 – 3,39 м; одна­ко, при этом чёткой границы между просто гробами и ка­мерами в Бирке не наблюдается. Однако, умерших в Бир­ке в камерах не сжигали. Камера со следами применения огня найдена в могильнике Плакун в Старой Ладоге. И располагалась она так же, как ерошихинско-ерусалимс-кие камеры, на вершине насыпи. Погребение это датиро­вано X веком. Аналогии такому погребальному обряду -в камерах и с применением огня – найдены, как я уже от­мечал, в Южной Дании – там, откуда происходили извес­тный Рёрик/Рюрик и его дружина. И есть предположение, что один из дружинников Рюрика и был захоронен в пла-кунской камере.
Вещи из ерошихинско-ерусалимских сопок датиру­ются X веком, возможно, первой его половиной. Най­денный в 1878 году горшок с зигзагообразным орнамен­том близок к одному из горшков, служившему погре­бальной урной, из языческого могильника во Пскове близ пединститута, а приземистый горшок из раскопок
1912 года аналогичен горшку из кургана 1 группы Ню-биничи в Приладожье, где в погребении была найдена скандинавская трёхлепестковая фибула. Встречается та­кая керамика и во Пскове X века. Железные трубочки для трута с продольным отверстием известны как в псковском могильнике, так и в курганах Ярославского Поволжья, где в погребениях также есть скандинавские вещи. Остальные вещи – ножи, бронзовые спирали-на-косники, кольцевидная железная пряжка и треугольная накладка с орнаментом в виде пальметки – имеют широ­кую датировку (Илл. 25). Для датировки этих сопок су­щественно и то обстоятельство, что рядом с одной из них в 1912 году было найдено селище – остатки деревни эпохи Ранней Руси. Здесь, на обрывистом берегу Вели­кой, В.Н. Крейтон в слое с лепной керамикой, в том чис-
ле и ладожского типа, нашёл не­сколько вещей: железную обло­манную пряжку, оплавленную бу­сину синего стекла и заготовку для иглы кольцевидной фибулы-застёжки (Илл. 26). Такие фибу­лы применяли мужчины-сканди­навы для закрепления на плече плаща-накидки. Этот комплекс находок датируется первой поло­виной X века, то есть, временем княгини Ольги. Очевидно, что к этому же времени должна отно­ситься хотя бы часть близлежа­щих сопок с их своеобразным по­гребальным обрядом.
Таким образом, будучи в Киеве, княгиня Ольга вполне могла воспроизвести одну из черт ритуала выбутских сопок во время мести второму древлянско­му посольству. Если это действи­тельно погребения рода Ольги, то следы происхождения её род­ственников, её родителей «от рода варяжска», ведут туда же, откуда происходил Рюрик с дру­жиной – в южную Данию. А социальный ранг выбутских сопок я описал немного выше. Так что, по всем данным, отнюдь не от «простых человек» происходила великая киевская княгиня.
Но вернёмся в грозный 946 год. После уничтожения обоих посольств, Ольга с небольшой дружиной отправи­лась в древлянскую землю. По летописи, до этого времени князь Мал и его племя ничего не знали о судьбе послов.
На кургане Игоря последовала тризна – специальное по­миновение, как было принято в то время. После тризны, по повелению Ольги, было убито пять тысяч древлян. И это была третья месть Ольги. Ничего невероятного в этом нет. В 782 году, по распоряжению христианского госуда­ря Карла Великого, в Верденском лесу было убито 4,5 ты­сячи пленных саксов, после чего восстания в землях этого мятежного воинственного племени прекратились. И ник­то не возмутился. Это же были язычники. А жизни враж­дебных язычников ничего не значили для этого государя. Кстати сказать, после 946 года восстаний в земле древлян тоже больше не было. Они предпочитали платить «дань тяжку», наложенную на них Ольгой, но ни в коем случае не восставать.
Таким образом, в эпизодах древлянской мести Оль­га мыслила и действовала как скандинавка – подобная месть через формы погребального обряда хорошо описа­на в «Саге о Гисли». В общем, это подтверждает выше­приведённое сообщение рукописных Миней о том, что и отец, и мать Ольги были «от языка Варяжска», и что она происходила из района Выбут.
Теперь ещё одна небольшая ремарка по поводу вто­рой древлянской войны в связи с верованиями руссов -соотечественников княгини Ольги. Думаю, что это мо­жет пролить дополнительный свет на роль и место киев­ской княгини в тех действах, которые можно назвать «Три мести княгини Ольги», о которых я писал выше.
Мысль о том, что месть Ольги древлянам была в зна­чительной мере сакрализована, то есть носила характер сво­его рода «священной войны»,- эта мысль, кажется возраже­ний не вызывает. Однако, первопричины самой жестокой и кровавой войны киевского правительства со своими сосе­дями, приведшей к массовым жертвам, – эти первопричины нуждаются в некотором уточнении и разъяснении.
Ибн-Русте, арабский автор IX века, писал о руссах
на войне: «Мечи у них сулеймановы. И если как-либо их племя (род) поднимается (против кого-либо), то вступа­ются они все. И нет (тогда) между ними розни, но высту­пают единодушно на врага, пока его не победят».
В реалиях второй древлянской войны такие извест­ные историки как Б.А. Рыбаков и И.Я. Фроянов отмеча­ли государственно-ритуальный характер убийства древ­лян, не обязательно связанный только с местью княгини. Вообще, место это в летописи – одно из самых тёмных. Однако, некоторые проблески появляются, если учесть одну существенную деталь в письменных источниках, а именно, верования самих руссов в судьбу убитого воина в загробном мире. Другой арабский автор, Ибн-Миска-вейх, сообщает о походе руссов в Бердаа на Кавказе в 943
-  944 годах. Он пишет о безуспешных попытках арабов взять пленного: «Они старались получить хотя бы одно­го пленного из них, но не было к нему подступа, ибо не сдавался ни один из них». Загнанные в угол, руссы пред­почитали кончать самоубийством. То же самое представ­ление, только более подробно, было зафиксировано Львом Диаконом во время пребывания войск Святослава на территории Болгарии: «О тавроскифах рассказывают ещё и то, что они вплоть до нынешних времён никогда не сдаются врагам даже побеждённые, – когда нет уже на­дежды на спасение, они пронзают себе мечами внутрен­ности и таким образом сами себя убивают. Они поступа­ют так, основываясь на следующем убеждении: убитые в сражении неприятелем, считают они, становятся после смерти и отлучения души от тела рабами его в подзем­ном мире. Страшась такого служения, гнушаясь служить своим убийцам, они сами причиняют себе смерть. Вот какое убеждение владеет ими».
В 945 году был пленён древлянами и погиб от их рук позорной смертью не кто-нибудь другой, а сам князь Игорь
- Ингвард, сын Рюрика, отпрыск известной королевской