То есть, крест был не времени княгини Ольги, а позднейший, как и храм. Речь здесь может идти только о традиции внутри нарвского очага репродуктивности, воспроизводства ольгинской топонимики. Впрочем, рядом при церкви имелась «… деревянная часовня во имя св. Ольги с каменным памятником в виде седалища. Часовня была поставлена над камнем. Тут будто бы отдыхала равноапостольная княгиня.» Известно, что в Смутное время часовня была разрушена и затем восстановлена в 1622 году. В 1841 году был сделан даже рисунок -«… часовни (в Гдовском уезде) и снимок с камня, на котором отдыхала Великая Российская Княгиня Ольга, во время путешествия чрез эти места …» К сожалению, рисунок не был опубликован, а сам камень доныне не сохранился. Возможно, что речь здесь идёт о древнем языческом поклонном камне с выемкой, действительно напоминающей сиденье. На эту выемку язычники клали жертвоприношения. Такие жертвенные камни известны на территории Литвы. Затем, так же, как это произошло в Выбутах, христианская традиция освятила этот камень и включила его в число святынь, связываемых с именем княгини Ольги.
Местные легенды сообщают, что Ольга даровала ме-
стным жителям большие льготы. В преданиях упоминаются также имена князя Владимира и его дяди Добрыни. Сейчас на месте храма в Ольгином Кресте установлен и освящён семиметровый металлический поклонный крест.
По старым данным 1880-х годов, в 200 – 300 саженях к северу от церкви в Ольгином Кресте показывали место под названием Ольгин Зверинец. По-видимому, это место называлось также Ольгины Ловли. Ещё одно местечко «Зверинец» показывали несколько в другом месте – на нарвских порогах в том месте, где в реку Нарву впадают Тёплый и Каменный ручьи. Это место также связывалось с преданиями о том, что Ольга забавлялась здесь ловлей зверей, и что именно здесь на этих ловлях, а не на порогах погиб тот легендарный дружинник, по котором был поставлен Ольгин Крест.
Ниже по течению на правом берегу расположена деревня Степановщина; с именем этой деревни также связана история с именем княгини Ольги.
По левому берегу Наровы находится деревня с многозначительным названием Князь-Село или, по-эстонски, Кунингакюля. Здесь было записано предание, что княгиня Ольга, прежде чем переехать реку по пути на погост Ольгин Крест, останавливалась в шалаше на горушке, где в 20-х годах стояла школа. А ещё в середине XIX века, по воспоминаниям, вокруг были дремучие леса … Известно, что в самом селе при постройке школы и народного дома находили какие-то монеты и металлические ковши. За Князь-Селом сохранился интересный топоним – местность там называлась Добрыня, что живо перекликается с преданиями в Ольгином Кресте. Как известно, во времена княгини Ольги – Добрыня – это не только дядя, но и воспитатель княжича Владимира, затем князя киевского, крестителя Руси. Рядом с деревней расположена группа курганов. Далее, ниже по течению, уже на эстонской территории,-расположен Нарвский погост: «Память св. благо-
верной княгини Ольги здесь свято чтится. Окрестные жители собираются к божественной службе и к молебнам в часовню, где хранится, из древности, камень, на котором, по преданию имела отдохновенье (сидела) св. Ольга, во время обозрения сей страны, тогда дикой и пустынной.»
Тип камня не указан. Однако, здесь надо учесть, что почти все предыдущие ольгины камни связываются с первоначальной языческой традицией, что автоматически отодвигает их датировку ранее конца X века, то есть, ко временам князя Владимира, княгини Ольги и раньше.
К северо-западу от Нарвского погоста, в стороне от реки, также на эстонской территории, расположена деревня Ольгино, предания о которой мне не известны. А дальше река Нарова впадает в Балтийское море.
Если посмотреть на карту, то видно, что ольгинс-кая топонимика маркирует часть водного пути от Выбут до Балтийского моря, и этот путь проходил вдоль восточного побережья Псковского и Чудского озёр. Судя по археологическим данным, эта водная дорога стала активно функционировать не позднее X века, но была известна и ранее.
Расположена ольгинская топонимика неравномерно: из всех 47 используемых мной топонимов и микротопонимов на карте Псковской области (Илл. 21,29) большая часть сосредоточена в районе Выбут – 19 пунктов, затем идёт псковский узел этой топонимики – 7 пунктов, и затем уже по реке Нарове – более разреженный – нарвский, насчитывающий 10 топонимов. Всего вместе с течением Наровы – 57 пунктов. Три скопления ольгинской топонимики, как я уже показал, в разное время обладали свойством продуктивности, самовоспроизводства названий, что определялось живущей традицией. Летопись под 947 годом упоминает, что оль-гинских топонимов по всей русской и новгородской
землям очень много, но конкретно она называет только сани (или сени?) Ольги в Плескове, которые ещё существовали во времена летописца. Затем при случайных обстоятельствах упоминается под 1394 годом Оль-гина Гора и затем в 1585 – 1587 годах – Ольгин Крест на Нарове. Два очага – псковский и нарвский – перестают быть продуктивными где-то к XIX веку, а третий, вы-бутский, продуктивен и поныне. В связи с таким своеобразным поведением ольгинских топонимлов, встаёт естественный вопрос о том, какой могла быть ольгинс-кая топонимика во время жизни самой княгини Ольги. Летопись перечисляет традиционно сохранившиеся к летописному времени ольгинские ловища, знаменья, места, погосты. Сёла же могли носить – и в ряде случаев носили – какие-то другие названия; в качестве отъимён-ного упомянуто только село Ольжичи близ Киева. Сюда же относится принадлежавшая Ольге весь Будутина. Точно так же, любые названия могли носить установленные Ольгой на севере погосты; предание сохранило на Луге название одного из них – Сабле или Ольгин Погост. Иными словами, в раннее летописное время явно преобладала микротопонимика – были известны широко распространённые названия урочищ, отражавших владельческую принадлежность тех или иных угодий княжеской администации и частных владельцев, тогда как населённые пункты носили старые традиционные названия. То есть, если что-то и уцелело из оль-гинской топонимики X века, то это будут названия типа Ольгины Слуды, Ольгины Ворота и т.д. Так, Ольгина Гора 1394 года – явно микротопоним. Но всё же, несмотря на все оговорки и граничные условия, ольгинская топонимика и предания о Святой Равноапостольной Княгине Ольге, с ней связанные, являются той живой ниточкой, которая – прямо или опосредованно – связывает нас через столетия со сложным и драматическим
временем образования и становления раннего русского государства – со временем княгини Ольги.
Рядом с деревнями Ольгин Крест и Князь-Село (ныне Кунингакюля на эстонском берегу Наровы) эстонским археологом П. Лиги были проведены археологические раскопки, в результате которых выявлены погребения по обряду сожжения. В погребениях найдены топор и ланцетовидные скандинавские наконечники копий, которые также иногда втыкались в землю – а это тоже скандинавский погребальный обряд. Датируются эти погребения X веком. То есть, в это время соотечественники и современники княгини Ольги уже освоили реку Нарову и контролировали её с обеих берегов.
Так вот, в связи с ольгинской топонимикой и находками скандинавских вещей X века на Нарове, представляет интерес и начальное время функционирования водного пути по этой реке. По мнению известного петербургского археолога В.П. Петренко, по археологическим данным, этот участок водного пути мог быть включён в систему водных коммуникаций в X – XI веках. Но он же приводит доводы в пользу более раннего его функционирования. Он обратил внимание на следующий факт: на территории северо- восточной Латвии в латгальских погребениях VII – VIII веков прослежена концентрация раковин каури. Эти ракушки из Индийского океана (где они и водятся), по системе торговых путей шли в Старую Ладогу. Здесь в ходе ведения археологических раскопок они найдены в слоях VIII – IX веков. Далее водными путями через Балтику, реку Нарову, Чудское и Псковское озёра ракушки попадали на латвийские земли. А это значит, что водный путь по Нарове в VIII – IX веках уже был. То есть,
в X веке администрация княгини Ольги уже обладала отлаженной системой водных коммуникаций от Пскова до устья реки Наровы – в точности по тем местам, где прослежена ольгинская топонимика наряду со скандинавскими вещами. И такое раннее функционирование водного пути – по крайней мере, с VIII века – заставляет обратиться к старинной псковской легенде.
История обнаружения текста этой легенды сама по себе достойна отдельного сюжета. Последний из остававшихся в живых сотрудников Псковского Археологического Общества, бывший директор Псковского музея, а к тому времени пенсионер, Иван Николаевич Ларионов, рассказал мне эту легенду по памяти в 1976 году, я же её записал. По его словам, в развалинах Иоанно-Златоус-товского монастыря секретарь Псковского Археологического Общества Н.Ф. Окулич-Казарин обнаружил рукопись, написанную крупным, как бы детским почерком. На ней стояла дата описываемых событий – 703 год. Тогда Иван Николаевич ознакомился с содержанием рукописи и запомнил его. В его известную книжку «Легенды озера Чудского, преданья псковской старины», изданную в 1956 и 1959 годах, легенда не вошла – время было идеологизированное и любое присутствие скандинавов в любое время на территории СССР не приветствовалось. Ну да Бог с ними, с идеологами. Вот текст легенды: «Эрик-рыцарь задумал поход – рыцари, жившие грабежом, поиздержались и на малых парусах двинулись по Балтийскому морю. Подошли к высокой скале, к водопаду. Волоком перетянули суда в Чудское озеро, минуя водопад, и вошли в большое озеро. Озеро безымянное, но один из воинов Эрика назвал это озеро Чудо-озеро. Плыли дальше, увидели на озере три острова. Местные жители называют: Тоболенец (впоследствии – Талабские острова). Опустошили, забрали большую добычу и пленных, и вернулись с победой. Прошло три года. Уже Эрик организо-
В дополнение к этой статье, советую прочитать: