Восстание 1547 г. подтолкнуло Ивана IV к проведению круп­ных государственных преобразований. Об их содержании и зна­чении для Русского государства подробно рассказано в многочис­ленных научных исследованиях А. А Зимина, Р. Г. Скрыннико-ва, И. И. Смирнова, Б. Н. Флори и др. Поэтому в данной статье представляется возможным коснуться только военных аспектов прошедшей реформы. Чтобы лучше понять их смысл, нужно хотя бы кратко охарактеризовать тенденции, присущие европейскому военному искусству того времени в целом.
Весь XVI в. прошёл под знаком бурного развития огнестрель­ного оружия, как ручного, так и артиллерии. Ручное оружие раз­делилось тогда на более и менее тяжёлые модели, которые приня­то называть мушкетами и аркебузами соответственно, Правда,
ещё в начале XX в. выдающийся военный историк Ганс Дельб­рюк отмечал: «Не так легко определить, в чём заключается прин­ципиальное различие между аркебузом и мушкетом…»60. Дей­ствительно, составители документов XVI в. весьма произвольно употребляли военные термины и часто называли одни и те же виды оружия по-разному, а разные — одинаково. Тем не менее принято считать, что мушкет при стрельбе опирали на специальную сошку, которая позволяла увеличить вес и размеры оружия, а значит, сделать его более дальнобойным. Дистанция выстрела из мушке­та достигала 200—300 метров. Пуля, весившая обычно 50-+60 граммов, была способна пробить любые латы. Воспламенение за­ряда, однако, происходило по-прежнему с помощью фитильного замка.
Тем не менее именно вооружённая мушкетами пехота стала царить на поле боя, а господству тяжёлой конницы пришёл конец. В этом на собственном, очень печальном опыте убедились фран­цузские рыцари в битве при Павии в 1525 г. Испанские аркебу-зиры маркиза Пескары фактически истребили тяжёлую кавале­рию французов. «Бой был чрезвычайно пагубным и плачевным для французских рыцарей, — писал современник, — ибо их осы­пали рассеянные кругом испанцы смертоносными свинцовыми пулями, которые посылались не из менее крупных (какими рань­ше пользовались) ружей, а из более тяжёлых… Они поражали не так, как арбалеты, а часто пронизывали двух воинов или двух коней сразу. Поле вскоре покрылось плачевными кучами повер­женных благородных рыцарей и издыхающих коней…»61. В 1530-е годы s Испании появился патрон, состоявший из бумаж­ной гильзы, в которой помещались пороховой заряд и пуля. Пе­ред заряжанием стрелок зубами разрывал гильзу со стороны по­роха, отсыпал немного пороха на полку, весь остальной заряд всыпал в ствол, затем туда же опускал пулю с гильзой и прибивал шом­полом.
Использование снаряжённого патрона позволило значитель­но повысить скорострельность мушкета, но всё же подготовка
оружия к выстрелу требовала определённого времени. В интерва­лах между выстрелами пехотинец-мушкетёр был совершенно без­защитен, особенно перед всадником. Для отражения кавалерийс­ких атак применялись воины с длинными пиками («пикинёры»). При этом по мере развития огнестрельного оружия соотношение пикииёров и мушкетёров постоянно менялось в сторону после­дних. Так, если в первой четверти XVI в. на роту пикииёров обычно приходилось два десятка стрелков, то к исходу века мушкетёры составляли около половины пехоты. Взаимодействие мушкетёров и пикинёров носило довольно сложный характер и требовало от воинов хорошей выучки. Поэтому для формирования крупных пехотных соединений европейские монархи прибегали к услугам профессионалов-наёмников. На рубеже XV—XVI вв. наиболь­шей славой пользовались швейцарцы, затем на первый план вышли немецкие ландскнехты.
Наем воинов обычно происходил следующим образом. Пра­вительство выделяло определённые средства нескольким высшим командирам, и те приступали к вербовке. На их призыв офицеры ландскнехтов приводили свои отряды, после чего начинался торг. Неслучайно лидер французских гугенотов, адмирал Г. Колиньи, приступая к организации войска, говорил: «Начнём создание этого чудовища с живота»62. Социальный состав наёмников отличался большой пестротой. Среди них встречались обедневшие дворяне, сыновья бюргеров или крестьян, просто бродяги или даже пре­ступники. Ни о каком патриотизме здесь, конечно, речи не шло: наёмники сражались за того, кто щедро и регулярно платил жало­ванье. Вместе с тем они отличались стойкостью и отвагой, ибо не хотели утратить репутации. 1анс Дельбрюк писал о немецких лан­дскнехтах: «Они уже не представляют индивидуальных воинов, но составляют сомкнутые тактические единицы и уже приучены к тому, чтобы обретать и осознавать свою силу именно в этой сом­кнутости, в этой сплочённости. Внешней сплочённости соответ­ствует и внутренняя — новый профессиональный корпоративный дух»63. Внутри наёмных их офицеры поддерживали довольно строгую дисциплину, прибегая иногда к очень жестоким мерам. Обыч­ными мерами воздействия служили побои палками или древком алебарды, широко применялась смертная казнь.
Главный недостаток наемников заключался в том, что при за­держке или неполной выплате жалованья они могли свернуть во­енные действия, а то и взбунтоваться. Так, в 1516 г., под Мила­ном, немецкие ландскнехты, служившие в армии императора Мак>-симилиана I, отказались идти в бой из-за того, что им заплатили меньше, чем швейцарцам. По свидетельству хрониста, император обратился к немцам с прочувствованной речью, называл их «сво­ими дорогими, верными, немецкими ландскнехтами», но «.. .хотя его императорское величество и говорил такие и ещё более пре­красные слова солдатам, всё же они его не послушались»64. Как свидетельствует С. Пиотровский, в лагере Стефана Батория под Псковом также постоянно происходили волнения среди наёмни­ков из-за жалованья.
Стремясь заработать на войне как можно больше, наёмные войска жестоко грабили мирное население. «В городе, взятом штурмом, — пишет Дельбрюк, — им (ландскнехтам. — А. М.) все было дозволено, и все женщины были представлены на их произвол. Кульминационным пунктом было, когда захваченные в плен горожане и крестьяне систематически подвергались пыткам, чтобы заставить их указать предполагаемые скрытые сокровища или чтобы принудить родственников уплатить выкуп.’ Нередко-даже в тех случаях, когда главнокомандующий заключил капиту­ляцию с осаждённым городом и торжественно обещал неприкос­новенность жизни и имущества, солдаты не хотели выпустить из рук добычи, Грабили и бесчинствовали в сдавшемся городе… »65. Нечто подобное произошло в 1580 г. в Великих Луках, когда, по свидетельству Л. Дзялынского, озверевшие солдаты «…не об­ращали ни на кого внимания и убивали как старых, так и молодых, женщин и детей».
По окончании войны наёмная армия распускалась и тогда пре­вращалась в страшную угрозу для той страны, за которую только
что сражалась. Безработные наёмники сбивались в отряды и шай­ки, грабили, воровали, бесчинствовали в городах и сёлах. В1546 г. Дания, Саксония, Ганиовер, Брауншвейг и ещё целый ряд госу­дарств даже заключили специальное соглашение о мерах против безработных наёмников. Попытки преодолеть недостатки наём­ного войска проявлялись в создании национальных ополчений. Их горячим сторонником был, например, великий итальянский мыс­литель Никколо Макиавелли (1469—1527). В своей работе «Воз­рождение военного искусства» ои восхвалял военную организа­цию Древнего Рима, в легионах которого служили свободные граждане. Будучи канцлером Флорентийской республики, Маки­авелли предпринял практическую попытку создания такого опол­чения. Вся страна была разделена на округа, и каждый округ дол­жен был выставить по одной пехотной роте. Ополченцам выдава­лось типовое оружие: пика и нагрудный панцирь, а также фор­менная одежда — белый кафтан и штаны с одной белой и одной красной штаниной. Каждая рота имела своего командира (капита­на), назначавшегося из людей с боевым опытом, и своё знамя. В мирное время ополченцы пользовались правом носить оружие и некоторыми юридическими привилегиями, в военное —• получали (или должны были получать) жалованье. Реальная жизнь, одна­ко, очень быстро выявила недостатки тосканской милиции Маки­авелли. Ополченцы являлись свободными гражданами, а, значит, их нельзя было подвергать жестоким наказаниям, как это делали в военное время с ландскнехтами. Соответственно, не могло у них возникнуть и той дисциплины, которая была основана на страхе перед командиром. С другой стороны, ополченцы ие имели при­сущей наёмникам привычки к войне, их боевого духа, их презре­ния к ценности жизни, как собственной, так и противника. В1512 г. милиция, оборонявшая крепость Прато, потерпела сокрушитель­ное поражение от испанской пехоты.
В 1533 г. попытку создания национального ополчения пред­принял французский король Франциск I. По его приказу в про­винциях были сформированы отряды, которые гордо именовались
«легионами». В каждый легион входило шесть когорт численнос­тью по тысяче человек (800 пикинёров и 200 аркебузнров). Од­нако и эти войска высоким профессионализмом не отличались. Современник маршал Виельвиль с презрением писал, что новые легионеры — не воины, они «бросили плуг лишь для того, чтобы за 4—5-месячную службу освободиться от налогов… »66. В1543 г. французские ополченцы, которым была поручена защита Люк­сембурга от наступавших германских войск, фактически разбежа­лись перед лицом неприятеля. Бесспорной «королевой полей» в Европе того времени оставалась пехота наёмников-профессиона­лов.
Значительные изменения испытывала в XVI в. конница. Суть происходившего очень точно выразил Г. Дельбрюк, назвав одну из глав своего фундаментального исследования «Преобразование рыцарства в кавалерию». Поясняя выдвинутый тезис, он писал: «…В основе рыцарства находится квалифицированный одиноч­ный боец, в основе кавалерии — тактические единицы, составлен­ные из всадников»67. Развитие огнестрельного оружия вело к тому, что роль рыцарей, закованных в доспехи и вооружённых холод­ным оружием, падала. Против больших масс пехоты конница дол­жна была также сражаться большими массами, и от бойцов тре­бовалась теперь в первую очередь согласованность действий.