В истории России XVIII и XIX века ознаменова­лись крупнейшими социально-экономическими, политическими и культурными событиями. На­чавшийся в XVIII веке кризис крепостного хо­зяйства привел к разложению феодализма, в недрах которого формировался капиталисти­ческий уклад. Обострение кризиса и револю­ционная ситуация 1859—1861 годов привели к падению крепостного права и вступлению России в пе­риод промышленного капитализма.
Развитие капитализма отразилось на социальном составе населения: наряду с помещиками и крепостными кресть­янами все большее значение стали приобретать рабочий класс и буржуазия. В течение XIX века дворянский период освободительного движения сменяется разночинским, или буржуазно-демократическим, а затем и пролетарским. Эти процессы и явления в истории иашей Родины отразились и на жи?ни Пскова.
Утрата Псковом значения самостоятельного центра при­вела к тому, что в XVIII—XIX веках его развитие значи­тельно больше, чем прежде, стало зависеть от событий, про­исходящих не только в городе, но и в губернии. Поэтому рассказ о Пскове XVIII—XIX веков начнется с краткой ха­рактеристики Псковской губернии.
Укрепление дворянской империи в XVIII веке способство­вало тому, что значительная часть бывших государственных и церковных земель Псковщины была «пожалована» дворя­нам. Вспыхнувшие в связи с этим крестьянские волнения второй половины XVIII века подавлялись при помощи войск.
Многие псковские помещики в полную меру использо­вали указ Екатерины II о праве ссылать своих крепостных в Сибирь.
Рост экономического могущества псковских помещиков сопровождался расширением их политических прав в силу «Жалованной грамоты дворянству», превратившей дворян­ство в особо привилегированное сословие.
В Псковской губернии преобладали мелкопоместные дво­ряне. Эт0 были люди в массе своей малообразованные и не­вежественные. Дарованные им царицей огромные права и привилегии они использовали для еще большей эксплуата­ции крепостных.
Особенностью экономического развития Псковской гу­бернии в XVIII и первой половине XIX века было преобла­дание здесь барщины. К середине XIX века в Псковской губернии имелось 77 процентов барщинных крестьян. Объ­ясняется это тем, что здесь была очень слабо развита про­мышленность. Относительно высокие цены на сельскохозяй­ственные продукты также побуждали местных помещиков предпочитать барщину оброку.
Развитие капиталистического уклада отразилось на хо­зяйственной жизни губернии. К середине XIX века льновод­ство Псковщины становится товарным. Губерния давала 774 тысячи пудов льноволокна в год. Из этого количества полмиллиона пудов вывозилось за границу и в другие гу­бернии. Большая часть льна, оседавшая в Псковской губер­нии, перерабатывалась на полотно, скатерти, салфетки и другие предметы, поступавшие на рынок. Не случайно скуп­щик («булынь») становится характерной фигурой псковской деревни. Однако развитие капитализма тормозилось феодаль­ными порядками.
Ряд прибалтийских местечек (Иола и другие) сохранял средневековые привилегии на исключительное право перево­зить товары к Нарве, через которую шло до 40 процентов вывоза псковского льна. Царское правительство щедро раз­давало привилегии иностранным купцам, диктовавшим низ­кие цены на лен.
Кризис феодально-крепостнического строя в первой по­ловине XIX века отразился на положении помещичьего класса губернии. Так, по данным министерства финансов, опекунского совета и приказа общественного призрения, к середине XIX века было заложено 1307 из 1952 имений губернии и до 70 процентов помещичьих крестьян.
Преобладание барщинной системы делало положение псковских крестьян более тяжелым, чем крестьян других губерний России. Потребность в деньгах заставляла помещи­ков Псковской губернии увеличивать производство товар­ного хлеба, уменьшая крестьянскую и расширяя свою за­пашку.
Стремление помещиков расширить производство товар­ного хлеба приводило к захвату ими земли у государствен­ных крестьян.
Обычной для губернии была шестидневная барщина. Она усугублялась тяжелыми «уроками», необходимостью ходить на работу за десятки километров и т. д.
Крестьян на чистом оброке было очень немного. Боль­шинство обязывалось помимо денежного оброка уплачивать помещику оброк в натуре или частично отбывать барщину.
В деревне дарил помещичий произвол. Убийство кре­постных, мучительные истязания, продажа крестьян без Земли, насильственное принуждение к сожительству, растле­ние малолетних, ссылка в Сибирь —г обычные явления в Псковской губернии. Жестокость и распущенность местных помещиков обратили на себя внимание высшей администра­ции. В 1828 году псковский и эстляндский генерал-губерна­тор и рижский военный губернатор Ф. О. Паулуччи был вы­нужден подать правительству записку:
«В Псковской губернии помещичьи крестьяне по совер­шенно беззащитному положению своему внушают искреннее участие. Отечественное законодательство предоставило их с весьма малым ограничением произволу помещиков… Же­стокое обращение и почти мучения, которые помещики за­ставляют претерпевать своим крестьянам, хотя уже слишком известны, но при всем том еще должны показаться неверо­ятными, к сожалению, однако же частые примеры напоми­нают о действительном существовании сего зла.
Довольно привести здесь дела, дошедшие уже и до све­дения высшего правительства:
Генерал-майор Чичагов купил в 1824 году в Опочепком уезде Псковской губернии поместье; крестьяне, недовольные его управлением, взволновались, и пять человек из них от­правились в С.-Петербург с просьбой. Дело рассматриваемо было в комитете г.г. министров и хотя по высочайше утвер­жденному положению оного повелено было дать им полицейское наказание и возвратить в вотчину, но г. Чичагов, основываясь на высочайше утвержденном мнении
Государственного Совета от 3 марта 1822 года, сослал од­ного из сих просителей, у иоторого было семейство, в Сибирь.
В 1825 году помещик Торопецкого уезда, отставной по­ручик Ярышкин… засек до смерти крестьянку Прасковью Иванову. Следствие о сем произведете, и хотя преступле­ние Ярышкина было очевидно, но по неимению законных доказательств он оправдан.
В 1824 году умер от голода один крестьянин торопец­кого помещика, коллежского асессора Караулова… При след­ствии оказалось, что прочие крестьяне также, кроме непо­мерных работ, изнуряются голодом. Представленные пробы хлеба, которым он питал своих поселян, заключали в себе, может быть, только одну шестую часть ржаной муки, прочее же состояло из соломы и овсяной пыли. Имение его ото­брано в опеку и поступки его преданы рассмотрению судеб­ного места.
В том же 1824 году порховская помещица, генерал-про-виантмейстерша Лаврова до того мучила и била из своих рук крестьян, пока один дворовый человек убил ее. Сей дво­ровый человек наказал по закону.
В 1823 году возникло дело псковского помещика, отстав­ного надворного советника Горяинова. Горяинов изнурял голодом дворовых людей, отнимал собственность своих крестьян, растлевал крепостных девок, сажал провинив­шихся поселян в стулья ‘, но доказательств, которые бы по закону были уважительны, против него не было; посему ре­шением Псковской палаты уголовного суда, подкрепленным еще всемилостивейшим манифестом от 22 августа 1826 года, он освобожден от всякого взыскания.
В 1824 году восстали крестьяне опочецкого помещика, отставного штаб-капитана Наперсткова. Он доказан в жесто-костях с крестьянами, которых в короткое время пересек третью часть, обобрал хлеб, скот, отягощал работами, даже впрягал вместо лошадей и столько был нечеловеколюбив к ним, что желал лучше морить их в тюрьме годы, нежели взять к себе или позволить им снискать себе пропитание у посторонних. Псковская палата уголовного суда видела источник сего зла, ограничив, однако же, злоупотребитель-скую власть помещика определением: взять с него подписку в том, чтобы ни он, ни жена его не наказывали крестьян без
ведома земской полиции. Правительствующий сенат освобо­дил Наперсткова даже от сей обязанности.
…Таковые поступки ведут к вопросу: может ли хотя один крестьянин жаловаться на своего господина, не боясь рав­ной участи. Справедлива или несправедлива его жалоба, все равно: в первом случае он дЛжен представить свидетелей, но свидетели сии из одновотчинных с ним крестьян, и ни один не пойдет показывать на своего господина с тем, чтобы потом подвергнуться его гневу, во втором — наказывает правительство, и если помещику кажется наказание слабым, то он имеет в руках своих власть усугубить оное, как ему заблагорассудится».
Паулуччи выступил в очень робкой форме с тремя пред­ложениями: ограничить в имениях, отданных опекой в арен­ду, власть арендаторов над крестьянами; запретить продажу крестьян без земли и, наконец, специально для Псковской губернии отменить закон от 3 марта 1822 года, возвратив­ший помещикам право ссылать крестьян без суда на поселе­ние в Сибирь. К записке Ф. О. Паулуччи необходимо сде­лать следующие замечания. Во-первых, он являлся одним из высших сановников феодально-крепостнического госу­дарства, отнюдь не склонных сгущать краски. Наоборот, у нас есть все основания считать, что картина была в дей­ствительности значительно более мрачной. Во-вторых, запи­ска эта, конечно, вызвана не симпатиями Паулуччи к кре-стьянам^ а лишь тем, что он лучше других видел опасность «крайностей» для всего существующего строя.
Записка Паулуччи была рассмотрена в правительствен­ном комитете в начале 1829 года. Отвергнув предложение о запрещении псковским помещикам без суда ссылать своих крестьян в Сибирь, комитет мотивировал это тем, что зло­употребления помещичьей властью якобы «приметно умень­шились и впредь уменьшаться будут», а также тем, что «су­ществующие в государственном устройстве недостатки не могут быть исправлены переменами внезапными, иногда под­вергающими опасности общее спокойствие». Николай I утвердил это решение комитета.