Что касается челнока, на котором плавала Ольга, то в отношении малого кораблестроения в тех местах мало что менялось за истекшую тысячу лет. Подобные челны ходили близ Выбут по Великой ещё в 1914 году. Автор изданной в этом году брошюры о Выбутах В.Д. Смиречанский довольно живо описывает такие речные плавания по свежим впечатлениям: «Рыболовы, привык­шие к особенностям своей реки и её быстрого течения, ловят рыбу на этом месте в особых маленьких лодках (ду­шегубки), искусно управляя ими ногами и руками, или шестами, ежеминутно опасаясь быть опрокинутыми быс­трыми волнами реки. Неопытный в плавании опрокиды­вается сразу у берега. Маленькие, выдолбленные из дере­ва, лодки крестьяне находят более удобными для переез­да через реку. Жители правого берега, против пог. Выбу-ты переезжают на левый берег в таких корытах, иногда связанных по два. При этом управляющий должен быть ловким, а пассажир должен сидеть смирно, чтобы пере­права обошлась без приключений, которые не редки. Здесь страшна не глубина, а сильное течение, с которым совладать не всякий в силах и подвергается опасности, особенно, где дно становится глубже, как напр. у дерев­ни Горки». Собиратель фольклора П.И. Якушкин в запи-
санной им легенде об Ольге (см. ниже), сообщает, что из челна, на котором Ольга перевозила князя, можно было сидя зачерпнуть воду и правой, и левой рукой, то есть с 903 по 1914 год водное сообщение на реке Великой суще­ственным образом не менялось.
Ниже того места, на котором Ольга перевозила Иго­ря, и по сей день имеются на реке пороги, на которых вода, шумя и бурля, перекатывается через камни. Вот здесь очень реальная возможность перевернуться, а мо­жет быть и утонуть, если пассажир начнёт вести себя бес­покойно – это и мог быть аргумент в разговоре с князем. По сути, то же утверждение есть и в тексте XVI века от имени Ольги в случае плохого поведения Игоря: « … да приимет мя глубина реки сея». Видимо, условия плава­ния около 903 года на Великой были более суровыми, чем в начале XX века, а пороги ещё более грозными.
Район Выбут уникален, как я уже упоминал, тем, что здесь на старых картах обозначены два брода: один – пе­шеходный – от д. Кузнецове к д. Волженец, а другой – у бывшего села Покровского выше по течению реки. В.Д. Смиречанский в 1914 году сообщает, что в его время был известен ещё один брод – ниже Выбут, но выше д. Ероши-ха, который сейчас активно не используется и на картах не отмечен. Других мест для переправы вброд в Нижнем Повеличье нет.
Относительно встречи Ольги и Игоря, местное псковское предание, нигде не записайное (слышал его сам – А. А.), сообщает, что с Игорем было девять человек дру­жины, и что он подарил Ольге на память кольцо. Если это было действительно так, то Игорь мог переправляться в челноке, а дружина – переходить через этот нигде не обозначенный брод, поскольку переправа Игоря, по дру­гому местному преданию, происходила там, где была ког­да-то паромная переправа, то есть немного выше по те­чению от острова Шацкого – Богдановского.
Другие же предания уточняют, что Ольга переправ­лялась через реку от д. Горки или тоже с противополож­ного от Выбут берега – напротив Выбутской церкви. А вот одно предание сообщает, что Ольга перевозила кня­зя от Выбут на ту сторону. Причём как будто, она пере­возила князя Олега.
Относительно же происхождения княгини Ольги есть самые различные сообщения письменных источни­ков. Так, пролог XIV века упоминает о том, что « … си блжная Ольга родомъ пльсковы тани» – здесь использо­ван явно более ранний, чем XVI века источник, посколь­ку применено беспредложное сочетание «пльсковы тъши» вместо «от пльсковы тъши» – а такое сочетание считает­ся древней моделью уже для XIII века. Именно этим вре­менем в Новгороде датируется берестяная грамота № 715, где в заговоре использовано такое сочетание без предло­га: «… избави трасавиче» – «избави от трясовицы», то есть, от болезни. Да и Псков назван в прологе как Пльсков – название города Пскова также известное в нов­городских берестяных грамотах конца XI – начала XII ве­ков. Но самое интересное в проложном сообщении – сло­во «тъши» – «тыни», именительный падеж «тынь». Дело в том, что в древнерусском языке близкое слово «тын» означало «ограда», «забор», «стена», «осадное укрепле­ние». То есть проложную фразу об Ольге можно понять так: «… сия блаженная Ольга – родом из окрестностей псковской стены». Однако, оказывается, что в древнерус­ском языке, так же, как в современных русском, белорус­ском, украинском языках слово «тын» – мужского рода. Женского рода слово «тынь» – в том же значении – толь­ко в болгарском языке.
Информированный читатель сразу же задаст здесь вопрос: а как быть с болгарской версией происхождения Ольги? Действительно, в старой исторической и краевед­ческой литературе встречается идея относительно того,
что Ольга – болгарская княжна и происходит из болгарс­кого города Плискув или Плисков, ныне П л иска. В 1888 г. вышла статья архиепископа Леонида, в которой дока­зывалась именно эта версия. Автор основывался на соот­ветствующем сообщении владимирского летописца. Надо отдать должное псковичам, потому что из них эту идею поддержал только И.И. Василёв и больше никто. А пос­ле уничтожающей критики идеи болгарского происхож­дения княгини Ольги, которую предпринял в 1889 год)’ киевский профессор И.И. Малышевский, в серьёзной ли­тературе к этой версии более никто и никогда не возвра­щался. Выяснилось, что летопись, в которой Ольга на­звана болгаркой, в значительной степени основывается на вымыслах летописца конца XV века и сколько-нибудь надёжным источником быть не может. Таким образом. идея о болгарском происхождении княги Ольги являлась детищем своего времени. Сейчас хорошо известно, что в конце IX – начале X веков собственно болгары в дунайс­кой Болгарии были ещё тюрки, и они не успели ещё усво­ить славянскую культуру и славянский язык и составить единую болгарскую нацию. Поэтому и имени «Ольга» у болгар не было. Известно, что собственное имя Ольги на греческом языке «Шуа- то же, что Helga, и оно сканди­навское. Да и по заслуживающим доверия источникам церковного происхождения, она – «… от языка Варяжс-ка». И вела она себя как скандинавка, в чём может убе­диться любой читатель, у которого хватит терпения до­читать эту книжку до конца. Между прочим, согласно Иоакимовской летописи, когда в 955 году княгиня Ольга съездила в Константинополь, а на следующий год гречес­кое посольство прибыло в Киев просить обещанные во­инские контингенты, Ольга в сердцах ответила импера­тору в лице его послов:
«Колико я у тебя стояла в скутарех, столько царь пришед постоит зде в Почайне, и я ему сугубо воздам».
Непонятное «в скутарех» расшифровывается просто: это в скандинавских языках, в частости, в шведском, skutja, мн. число skutor – одномачтовое судно. А.Н. Сахаров пред­положил, что в период дипломатических дрязг в Констан­тинополе перед самим процессом приёма во дворце, когда уполномоченные Руси вели изнурительные переговоры о статусе посольства, княгине Ольге и остальным послам пришлось долго маяться в своих ладьях в гавани визан­тийской столицы.. Как видим, так оно и было. «В скута­рех» – это явный скандинавизм в прямой речи Ольги, став­шей, вероятно, пословицей и вошедшей в летопись. При­чём, слово употреблено грамматически правильно – во множественном числе – skutor – скуторь – ладьи. А вот в Лаврентьевской летописи Ольга упоминает, что стояла в Константинополе «в Суде». Считают, что слово «суд» – это скандинавское sund – пролив; имеется в виду гавань Золо­той Рог. Таким образом, часть фразы в ответе Ольги гре­ческим послам может быть реконструирована как «… i skutor pa sundet» – «…в ладьях в проливе». Возвращаясь к болгарской версии происхождения Ольги, можно только заметить здесь, что болгарским княжнам в X веке не было свойственно знание скандинавского языка.
Теперь относительно созвучия названий Плескова-Пльскова-Пскова и Плискува-Плискова-Плиски. Тут надо заметить, что в Киевской земле был ещё город Плес-неск, и вообще, названия на -плес, -плис в славянских зем­лях – не редкость. Среди них и река Плеснец в бывшей Орловской губернии, и деревня Плесна на реке Плюссе, и деревня Плессы на реке Сороть. Один из ведущих лин­гвистов – топонимистов – Р. А. Агеева – полагает, что древ­нерусское «плес, плис» – это «колено реки, от одной луки до другой»; при этом слово «лука» – также изгиб реки. Так что, и в Болгарии и на реке Великой, Плискув и Плес­ков – это два разных названия от одного и того же корня на двух концах обширного славянского мира.
А как же быть с болгарским словом «тынь»? А ни­как. Потому что средневековый славянский мир никогда не был замкнутым. Сербские мастера строили псковские каменные храмы. Русские паломники через южные сла­вянские земли ходили в святые места. А митрополит Ки­евский Киприан (1376 – 1390) так и вовсе был болгарин. И путешествовали не только люди, но и рукописи. Изве­стно, например, что после монгольского нашествия рус­ские церковные власти прямо обращались в Болгарию с просьбой о присылке церковных книг. Например, один из прологов XIV века, в котором есть описание ольгино-го креста в Киеве, «… южного письма … правописание Сербское, с примесью изредка Болгарского … Видно, что писец Серб имел перед собою Болгарский XIII века спи­сок …» Значит, болгарские списки с упоминаниями о кня­гине Ольге в самой Болгарии были; Видимо, где-то в это время и попал на Русь тот источник, где встретилась фра­за о происхождении княгини Ольги с болгарским словом «тынь» рядом с названием Пскова – притом в древней­шей форме – Пльсков. Всё это говорит о хорошей инфор­мированности автора исторического источника – и не более того.